Ты что себе позволяешь, сволочь, шомполов захотел.- разорялся штабс-капитан. Его лицо мне показалось знакомым. Почувствовал, что меня кто-то пытается оттеснить. Поворачиваюсь и вижу Артёма с двумя бойцами, которые с нехорошими лицами вылезают вперёд. На мою попытку дернуться меня за локоть задержал Захар.
— Да, ты не торопись, командир.
Артём встал рядом с Саней.
— Чего шумишь, ваш бродь? Ежели чего-то надобно, так по-хорошему спроси, а то сразу сволочь, шомполов раздаёшь не подумавши.
Капитан поперхнулся.
— Что, канальи, бунтовать вздумали. Подпоручик вызовите фельдфебеля с отделением. Я вам покажу, как бунтовать и оскорблять офицера. Подпоручик, рванувший к выходу, наткнулся на троих бойцов с простыми лицами.
— Хватит Захар, а то капитан лопнет от возмущения. Довольно, штабс-капитан, что за спектакль вы тут устроили?
Вышел на середину и повернулся к троице офицеров. Я узнал его, подпоручик Марк Георгидис, служил во второй роте нашего батальона в Преображенском полку. Из какого то знатного дворянского рода с греческими корнями. Порядком обедневшего, но гонористого и хвастливого. Он всем рассказывал о славном предке Георгидионисе, патриция Римской империи. По всему видать ему тоже пришлось покинуть гвардейский полк. Судя по тому, что ушел в армию с преимуществом в чине, выход был добровольный.
— А ты кто такой? — Марк не узнал меня
Тоже шомполов захотел?
Мы все были в полевой форме.
— Одеты в чёрт знает во что, не поймёшь кто такие.
— Не ты, а вы штабс-капитан, хорунжий отдельной пластунской сотни, князь Долгорукий.
— Андрей Владимирович⁈ Боже правый, я не узнал вас, прапорщик.- наконец он соизволил узнать меня.
— Так вот значит, куда вас закинула судьба. Да, я слышал, государь отправил вас на Кавказ. Теперь выходит, служите в казаках. Столько пренебрежения прозвучало в его словах, что я почувствовал закипающую злость и сразу вспомнились слова сотника.
— Чем опаснее ситуация, тем спокойней ты должен быть, а если тебе угрожает смерть улыбнись ей по-доброму, ибо она не любит смелых и наглых, которые нахально таращатся в глаза. Все любят мягких и пушистых, смерть не исключение.
Тогда мы долго смеялся над философствованием командира, но как показала жизнь, он по своему прав, злость, ненависть плохие советчики.
— Как видите, Марк, получил, что заслужил. Отставить бойцы, займитесь делами.
— Так это ваши люди? Почему вы позволяете им подобные выходки с офицерами.
— Приказный Бедовый.
— Я, ваш бродь.
— Чего ты позволил себе такого, оскорбительного, по отношению к господам офицерам.
— Так они стали не хорошо шутить над княжной, вот я и посоветовал им заткнуться и ничего более.
— Даже так, господа, значит получается вы оскорбили мою невесту. Я сейчас отрежу языки, вам, всем троим и буду прав, а потом отрежу головы и скажу, что так и было.
Я старался смотреть на них спокойным, равнодушным взглядом, как у командира, когда он разговаривает с горцами. Надеюсь у меня получилось, судя по реакции подпоручика.
— Вы что, с ума сошли, там у себя на Кавказе и люди ваши, головорезы какие-то.
— Наверно вы правы, подпоручик, одичал я совсем, отрезать головы не очень приятное дело, скажу вам откровенно, места дикие и обычаи кровавые.
— А вы, Марк, где служите?
— Командую ротой в Ростовском пехотном полку.- он приосанился.
— Это мои ротные офицеры.
— Ну так что, господа, разойдемся миром или вы желаете продолжение банкета? (тоже фраза командира). А то знаете ли устал, дорога просто ад на колесах.
— Нет князь, претензий и вопросов не имеем.- ответил за всех Марк.
— Прекрасно, разрешите откланяться. Приказный закажи ужин в номер, Артём разместил людей?
— Так точно, ваш бродь, все исполнено.
— Этот князь какой-то полоумный и взгляд, как у убийцы — тихо проговорил подпоручик.
— Да и люди его словно бандиты с дороги, никогда бы не подумал, что он князь. Ходит в каком-то тряпье.
— В том все и дело, он и в бытность службы в полку выделывал всякие штучки непотребные, пристрели я его на дуэли, так вся родня потом меня со свету сживет.- пытался оправдать свой отступ штабс-капитан.
— А чёрт с ним, давайте выпьем господа.
Пришло понимание, что возвращаюсь домой и явственно чувствую, дом остался прежним, я стал другим.
Решил ехать дальше в повседневной полковой форме. Полевая удобна, но она становится причиной неприятных недоразумений, что подтвердилось в Ростове. Мне пришло понимание, как будет трудно Маре в моем мире. Вечерами и ночами я рассказывал об обычаях и порядках, которые существуют в нашем обществе и постоянно напоминал ей, что она княжна Баташева и скоро станет княжной Долгорукой.