— На Кавказе в четырнадцать лет юношам вручают боевое оружие и учат владеть им с детства, как и у казаков, мальчиков учат верховой езде и владению оружием.
— Да, это там, у вас, на Кавказе, видимо есть необходимость в этом.- веско ответил Щеглов.
— А чем наши подростки и юноши хуже них. В случае опасности для нашего отечества, им предстоит защищать его. И как они по-вашему будут делать это? Я ни сколько не сомневаюсь в вашей храбрости и отваге, Виссарион Акакиевич, покажите, как вы будете защищать отечество.
Протягиваю свою шашку, рукоятью вперёд, этому тощему недоразумению.
— Но я не умею.- растерялся он.
— В том то всё и дело. А ну, разойдись мелюзга.
Мальчишки быстро разбегаются образуя круг. Вынимаю шашку и бросаю ножны Паше. С выдохом прокручиваю разминочные движения. Большой и малый круги, восьмерку и резкие, рубящие движения по плоскостям.
Забираю у Паши бурки.
— Покажи им Паша, ножевой бой.
Паша снимает шашку и достаёт за сапожный нож и начинает выписывать ножом, который мелькает в его руках.
— А это, только он умеет такое? — спрашивает кто-то из ребят.
Беру нож у Паши и проделываю то же самое.
— А как можно научиться такому, господин есаул? — посыпалась куча вопросов и поднялся галдеж.
— Молчать! — громко и внушительно командую я.
— Господа, вы же гимназисты, а не базарная толпа. Всему можно научиться, важно желание. Было бы неплохо ввести в программу обучение военному делу. — Обращаюсь я к Щеглову.
— Пётр Александрович, я отвезу подарок к вам, домой. Я должен увидеться с вашей бабушкой. Авторитет Петра Соловьёва стал недосягаем. Матушка Соловьёва снимала двухкомнатную квартиру в доходном доме на втором этаже. Дверь открыла пожилая женщина, прислуга.
— Могу я видеть Елизавету Юрьевну?
— Проходите, господин офицер, она в комнате.
Комната со скромным убранством. Очень старая женщина сидит в кресле с высокомерным лицом тирана, выжидательно смотрит на меня.
— Есаул Иванов, Пётр Алесеевич, служу под началом вашего сына. Провожу отпуск в Москве. Александр Николаевич просил навестить сына и вас, Елизавета Юрьевна. У слышав о сыне, она сразу переменилась в лице, превратившись в саму доброжелательность и приветливость.
— От Шурочки, боже мой, вы присаживайтесь Пётр Алексеевич. Как поживает мой сын, не болеет? Долго нет письма от него.
— Всё хорошо, Елизавета Юрьевна, я привез письма вам и сыну. Ещё подарок для Петра.
Я передал письма и положил сверток на стол.
— Что это?
Развернул, показал шашку и кинжал. Она долго рассматривала оружие, даже вытащила кинжал, очень даже умело.
— Мой батюшка военный, много проживали с ним в гарнизонах. Муж мой, гражданская штафирка, служил в горном ведомстве, погиб в экспедиции на севере, вот и пришлось растить Шурочку одной. Он ведь учился в университете, подавал большие надежды, но после второго курса ушел в армию. Женился, народили Петю, вроде и жить стали лучше, умерла Леночка, жена Шурочки. Упокой её душу.- перекрестилась она.
Я ещё долго слушал мать Соловьёва, узнал некоторые подробности его жизни. Очень многие матери любят своих сыновей больше чем дочерей. Вот и Елизавета Юрьевна с такой любовью говорила о своём сыне, что сразу уйти было неудобно.
— Да, Елизавета Юрьевна, Александр Николаевич просил передать вам. — Я достал мешочек с серебром, двести рублей, и положил рядом стопку ассигнаций, пятьсот рублей.
— Так много, откуда у Шурочки столько денег?
— Видимо премиальные и наградные, за отбитие набега горцев, я тоже получил.
— Был бой, Шурочка не ранен?
— Всё хорошо, ваш сын жив и здоров, командует полком и судя по премиальным, хорошо командует. Вы так не думаете Елизавета Юрьевна? — она рассмеялась. Пришлось пить чай и рассказывать о житье Шурочки.
Поздним вечером навестил гончара.
— Здравствуй Пётр, проходи, а кто эта с тобой, постоянно молчит. — тихо спросил гончар кивая на Пашу, который сел на лавке у входа.
— Товарищ мой. Как, кукла, пришлась по нраву?
— Спаси тя господь, Пётр, как рукой снялось, взяла в руки и сразу улыбаться стала и заговорила. А ты, Пётр, точно не колдун?
— Ты, что совсем рехнулся, старый? Я уже крестился и в церковь хожу. Мало что ли для доказательства, что я православный и верую в бога истиною и чистою верою.
— Рехнёшься тут, на всё это глядючи. Во что угодно поверишь.
— Ладно не бухти, сладилось всё, ну и слава богу.
— Слышь, Пётр, а нету у тебя запасу? А то, вдруг поломается, кукла та, опять что ли с дочкой беда случиться?