Из-за крупного Егора Лукича проявился подпоручик Лермонтов.
— Здравия желаю господин есаул! — весело поприветствовал он меня.
— И тебе не хворать, подпоручик. Как понимать ваш пехотный мундир?
Старшина поспешил добавить.
— Тут, это, командир, адъютант атамана просил добавить на словах. Что этот подпоручик, чуть не довёл атамана до белого каления, два дня проходу ему не давал, чуть до горячих не дошло. Пусть есаул сам решает с этим довеском. Имеет право, вот пусть и пользуется.
— Что прямо так и сказал?
— Слово в слово, как адъютант сказывал.
— Спасибо Егор Лукич, свободен.
Старшина ушел вздохнув с облегчением.
— Присаживайтесь, Михаил Юрьевич, как это вы решились так круто поменять свою жизнь? Вы не голодны?
— Признаться, Пётр Алексеевич, есть немного.
— Приглашаю на ужин, Аслан, скажи Аде у нас гость. — Он поклонился и вышел.
Оголодал в дороге Миша конкретно и только когда насытился умиротворенный, облокотился на подушку.
— Я долго думал и размышлял над вашими словами и даже пробовал следовать вашему совету, честное слово. Но у меня плохо получалось, я решился приехать на Кавказ и поступить на службу в вашу сотню. Пожалуйста, не отказывайте мне. Видимо командир дал мне не очень лестные рекомендации и когда я обратился к атаману, он выслушал меня и вежливо отказал. Пришлось брать его измором, но пасквилей и эпиграмм я не писал, ни хороших, ни плохих.
— Это кем надо быть, что бы гусары с радостными воплями провожали Мишу из полка. Бесшабашные кутилы и забияки.- я с грустью слушал Мишу и корил себя за длинный язык. Выслушав до конца рассказ Михаила, решил поставить все точки над i.
— Хорошо, Миша, позволишь?
— Да, Петр Алексеевич, можно.
— Так вот. Сейчас поступают казаки, новобранцы. Будем формировать сотню. Не скрою, нужны хорунжие. Но — остановил я Мишу, — У нас все проходят вступительные испытания, вне зависимости от звания и статуса. Пройдёшь, добро пожаловать, нет, без обид, пойдешь к армейцам. Далее курс молодого бойца, обязателен для всех. Может случиться так, что сам не захочешь служить. Есть возможность уйти. Ну а если все сладиться, не обессудь. Забей себе в мозг, мы особые, мы пластуны отдельной сотни и самое главное, казаки не простые люди и от того, как они будут относиться к тебе, так и сложится твоя служба. Тебе предстоит многое узнать, многому научиться. По ходу дела сам поймешь. Всё в твоих руках Михаил Юрьевич, что слепишь, с тем и будешь. Принимаешь условия?
Он задумался. Значит не с бухты-барахты лезет в сотню.
— Я согласен со всем, что вы сказали.
— Договорились — мы пожали руки.
— Паша, пусть определят господина подпоручика в казарме, временно.
— Слушаюсь, пойдёмте, ваш бродь. На следующий день, вечером случилось событие, которое перевернуло мою жизнь. Только я не понял в какую именно сторону. Я стоял у крыльца штаба и разговаривал со старшиной. У ворот случилась возня и на территорию въехал, на знакомом жеребце, Андрей. Он соскочил с лошади и кинулся обниматься.
— Командир, как же я рад видеть тебя. Здорово Егор Лукич, иди сюда обнимемся.
Смущенный старшина осторожно обнялся с Андреем.
— Ну, как вы тут, без меня.
— Да чуть не пропали, чудо, что выжили. Ты угомонись, пойдем в штаб, расскажешь, почему на месяц раньше прибыл. О, да ты сотником стал, поздравляю.
— Да ты, командир, то же время не терял. Полным есаулом стал.- ответил Андрей.
— Ладно, пошли.
— Постой командир, тут кое-что произошло, поверь в этом нет моей вины. Я только пытался смягчить последствия. Подождём немного.- и уставился на ворота.
На базу въехала карета, остановилась перед нами. Андрей открыл дверцу и из кареты вышла Мара.
— Здравствуйте, Петр Алекеевич.
— Здравствуй Ма….
Я застыл с открытым ртом, повторюсь, картина, Не ждали, Айвазовского, Девятый вал и не знаю кого, Разбитые мечты. Из кареты появилась смущённая Екатерина Николаевна, графиня Васильева.
— Здравствуйте, Петр Алексеевич! — сказала она, ещё больше смутившись, видя мою глупую, застывшую физиономию. Скосился на Андрея стоявшего слева и беспомощно разводящего руками.
— Может вы поможете мне выйти из кареты?
И тут меня такое зло взяло, так накрыло и только не переводимые мысли носились в голове. Смысл которых, в мягкой форме, был приблизительно такой.
— Дура, малолетка сумасбродная. Боже я попал, этого император, мне точно не простит.
Подошёл к карете, взял её на руки, так резко, что она охнула и понес в дом. Младшие чины быстренько смылись, понимая, что командир не в себе, от счастья. Аслан и Паша держались на расстоянии, Мара прижалась к Андрею. Лишь только Ада стояла рядом и последовала за нами.