— Но как, маменька? Это же невозможно!
— А разве Пётр Алексеевич не совершил невозможного? — мягко, но настойчиво продолжила княгиня. — Георгиевский кавалер, ордена за храбрость. Даже наш Андрей, казалось бы, в безвыходном положении, нашёл путь и сам император выразил нам своё удовольствие. Если Михаил действительно достоин тебя. Он найдёт способ. И тогда, поверь, твой отец смягчится.
Она нежно провела рукой по волосам дочери:
— Иди, приведи себя в порядок. И хорошенько подумай над моими словами. Истинная любовь всегда находит дорогу к счастью. Но иногда, эта дорога требует мужества, терпения и чести.
На следующий день князь Долгорукий направился к графу Дмитрию Борисовичу. Вчерашние слова жены о «некрасивом поступке» Петра Алексеевича задели его за живое, князь считал, что тот поступил как настоящий дворянин, и не мог оставить это без ответа.
Слуга провёл князя в кабинет графа. Просторный, с тяжёлыми дубовыми панелями и портретами предков в золочёных рамах. Граф, сидевший у камина с книгой в руках, поднялся навстречу. Даже в относительно теплые дни, граф приказывал топить камин. Полюбивший жаркий климат он мерз в сыром и холодном Петербурге.
— Здравствуйте, Дмитрий Борисович!
— А, князь! — лицо графа озарилось искренней, хотя и усталой улыбкой. — Рад, что заглянули. Вам я всегда рад. Присаживайтесь. Он указал на кресло напротив. — Может, вина? Или чего-нибудь покрепче?
— Пожалуй, от бокала красного не откажусь.
Граф дёрнул за шнур колокольчика, и через мгновение в дверях появился старый слуга.
— Севастьян, принеси бутылочку крымского. Да захвати сухофруктов.
Слуга кивнул и вскоре вернулся с подносом. Тёмно-рубиновое вино, в хрустальном графине, два бокала, вазочку с курагой и черносливом. Разлив напиток, он бесшумно удалился.
Граф отхлебнул, задумчиво покрутил бокал в руках, затем неожиданно спросил.
— Скажите, князь, как решился вопрос с начальником Инспекторского департамента?
— Назначили генерал-майора Риттера. — Князь поморщился. — Служака до мозга костей, педант. Ходят слухи, что он выдвиженец Бенкендорфа.
Граф поднял бровь.
— Интересно…
— Но что меня действительно беспокоит, — князь понизил голос, — так это то, что император пришёл в ярость, узнав об увольнении есаула. Требует расследования и жандармы уже вовсю копают.
Граф замер, бокал застыл в его руке.
— Жандармы? — его голос стал резче. — Значит, дело серьёзнее, чем казалось.
Князь кивнул.
— Боюсь, что да. Если Бенкендорф взялся за это лично и поручил Дубельту….
Он не договорил, но граф понял.
— Ну что ж… — граф медленно поставил бокал. — Похоже, нас ждут интересные времена.
— Граф, простите за вопрос, можете не отвечать, если посчитаете невозможным.- смутился князь.
— Вы хотите спросить моего мнения по поводу замужества Екатерины?
— Да, Дмитрий Борисович.
— Что ж, князь, вам отвечу, но только вам — граф подчеркнул свое доверительное отношение к князю.- Катерина, уехав на Кавказ, оставила мне письмо. Прочитав его, в первый момент я конечно взорвался, но посидев и подумав, пришел к выводу. Вы знаете князь, характер Катерины. Было понятно, что мне никак не остановить её и я предпочёл за лучшее, довериться проведению. Её замужество, в данной ситуации, лучший выход из затруднительного положения. По крайней мере с наименьшим уроном для неё. И, я, в какой-то мере, благодарен Петру Алексеевичу, что он поступил порядочно по отношению к моей внучке. В итоге, дорогой мой князь, единственный, кто серьезно пострадал в этом случае, это Петр Алексеевич. Я ему не завидую.
В кабинете повисла тишина. Старые друзья посмотрев друг на друга, громко расхохотались над выводом сделанным графом. Князь чуть не расплескал вино из бокала. Немного успокоившись, граф откинулся в кресле, пристально глядя на князя:
— Владимир Николаевич, вы понимаете — он сделал паузу — я доверился только вам. Для всего света я теперь опозоренный старик, дрожащий в своем углу и боящийся показать нос на улицу.
Князь одобрительно кивнул, придвигаясь ближе.
— Дмитрий Борисович, будьте покойны.— Он понизил голос. — Кстати, у нас в Сенате…
И тут князь, как опытный рассказчик, начал излагать последние дворцовые новости, сочные подробности, закулисные интриги, пикантные слухи. Граф, прикрыв глаза, прислушивался к каждому слову, лишь изредка вставляя.
— Неужели? А как же? Да вы что!
Это был их давний ритуал. Граф, как искусный шахматист, мысленно расставлял полученные сведения на невидимой доске, выстраивая причинно-следственные связи. Через полчаса такой беседы он обычно выдавал.
— Значит, по моим расчетам, через месяц, другой, князь Голицын получит отставку, а на его место…
И, как правило, его прогнозы сбывались с пугающей точностью. Князь, жадно впитывал каждую подсказку. Советы графа не раз помогали ему оставаться на плаву в бурных водах петербургской политики, дворцовых интригах, сложных и многоходовых комбинациях.
В этот раз, закончив свой анализ, граф вдруг усмехнулся.
— А знаете, Владимир Николаевич, иногда думаю, не зря ли я удалился от дел? Ведь пока вы тут рассказываете, у меня в голове сложился план, как поставить на место всю эту распоясавшуюся от безнаказанности камарилью… Князь, вы сказали, что Великий князь Павел отправился с инспекцией на Кавказ?
— Да, Дмитрий Борисович. Цесаревич так же просился в поездку, но император отказал ему.
— Значит Павел на Кавказе…- задумчиво потянул граф, — не сомневаюсь, что он обязательно навестит Андрея и есаула… Знаете, Владимир Николаевич, уверен есаул обязательно что-нибудь сотворит, даже не сомневаюсь. Думаю, нам необходимо быть готовыми к любым поворотам. Надеюсь он поступит обдуманно. Умен шельма, только слишком прямолинеен и горяч. Молодость опрометчива.
Граф, как будто, рассуждал и разговаривал с самим собой. Потом встряхнулся и посмотрев на князя сказал.
— Будем надеяться что мы не ошиблись с нашим, протеже, Владимир Николаевич.
Князь только многозначительно поднял бокал.
— Ваше здоровье, Дмитрий Борисович. И как говорится, до лучших времен!
Граф в ответ улыбнулся, оба прекрасно понимали, что эти «лучшие времена» могут настать гораздо раньше, чем думают окружающие.
Кабинет начальника третьего отделения С. Е. И. К., генерал-адъютанта Бенкендорфа А. Х.
Бенкендорф слушал доклад полковника Лукьянова, который вел польское дело.
— Ваше высокопревосходительство, под тяжестью неопровержимых фактов, удалось привлечь к сотрудничеству баронессу фон Пален. Она дала согласие. Сейчас рано делать какие-либо выводы, но мы уже получили некоторые интересные сведения о собрании кружка польских патриотов. Пока дело ограничивается только пламенными речами и призывами, но кто его знает, как обернётся в будущем. Вишневский находится в Петербурге. Ведёт праздный образ жизни. Салон баронессы не посещает, так как её муж отказал ему в приёме. Бывает часто у своих старых сослуживцев по уланскому полку. Сетует на несправедливость, высказанную по отношению к нему, ссылаясь на интриги в военном министерстве.
— Существует связь с царством Польским?
— Да и очень активная, мы стараемся отслеживать всю корреспонденцию. — ответил Дубельт.
— Господа, пропустить ещё одно восстание в Польше не допустимо. Грош цена нашей работе если такое случиться. Леонтий Васильевич, лично проследите за этими патриотами, пусть генерал-майор Клюев усилит контроль за ненадёжными фигурантами и молодёжными организациями в Польше. Повторяю, господа, нельзя допустить бунта, а если такое случиться, без жалости задавить в зародыше.
Черты лица Бенкендорфа стали резкими и злыми. Ещё свежи были в его памяти неприятные воспоминания о польском восстании в 1830–1831 годах.
— Кто-то снова пытается разжечь огонь революции. Я должен знать, кто? — он пристально посмотрел на обоих докладчиков.
— Ваше высокопревосходительство, отмечена заметно возросшая активность помощника английского посла виконта Кемптона. Некто Лощинская Барбара, состоит в переписке с ним, дважды приезжала в Петербург. Она находится в близкой связи с Кемптоном. Мать Корнелия Кемптона, урождённая графиня Лохницкая имеет обширные связи в Польше среди аристократов, которые участвовали в восстании 1830 года. Отец, графа Вержановского, активный сторонник реваншистского движения, является её давним знакомым. Виконт Кемптон знаком со многими поляками проживающими в Петербурге. Часто помогает материально нуждающимся молодым полякам, состоящих на государственной службе. Выказывая при этом, что он наполовину поляк и так же переживает за несчастную, истерзанную, но не сдавшуюся Польшу. Его высказывание на одном из вечеров в салоне баронессы. Сведения поступили от неё.