— Савва, осторожней надо, он живой нужен.- Поморщился я, продолжая сидеть на Черныше контролируя окружающее пространство. Пленных связали, заткнули кляпы и повернули телегу в сторону молодого лесочка и кустарника. Отъехали метров пятьсот от дороги и остановились для проведения допроса. Эркен тщательно обыскал телегу и вещи задержанных.
— Что там интересного? — равнодушно спросил я.
— Вот, командир.
Эркен положил передо мной два кожаных пояса. Я посмотрел содержимое, турецкие золотые лиры и наши червонцы. Судя по весу, получится солидная сумма. Два свёртка с ассигнациями, приблизительно тысяч тридцать, не меньше. Развернул первую бумагу: Мехти Гуломов, купец из Владикавказа. Вторая –мещанин из Астрахани, Александр Пижманов. Бумаги подтверждены Пятигорским жандармским отделением.
— Занятно получается. Видимо, сидели и ждали документы, — думал я, рассматривая их. Совсем не разбираюсь в делопроизводстве таких паспортов.
— Придётся отдать их ротмистру Булавину. Что тогда делать с деньгами? Сдавать их жандармам… Ой, как не хочется.
Пленные сидели спокойно, без видимых признаков беспокойства. Возчика Паша отвел подальше и наказал сидеть тихо до особого распоряжения. Я кивнул Савве — он вытащил кляпы. Поляк долго отплевывался и спокойно сказал.
— По какому праву вы захватили нас? Или это простое ограбление? Впрочем, ничего удивительного, казаки всегда промышляли разбоем. Нас будут искать, поверьте. Во всём разберутся, вас найдут и накажут. Единственное, что могу предложить, вы отпускаете нас, возвращаете наши вещи, мы даём каждому по двадцать рублей золотом и забываем о недоразумении. Поверьте, в жандармерии есть люди, которые знают нас и то, куда мы едем. В случае если мы не прибудем в означенное число, нас начнут искать.
— Звучит всё складно и пугающе правдиво. Создаётся впечатление, что они состоят на службе у жандармов. А может, действительно состоят? Да, задачка…
Я видел, как Савва и Эркен с интересом наблюдали за моими действиями.
— Намекаете на то, что состоите на службе в жандармском корпусе? Можете чем-то подтвердить сей факт?
— В этом нет необходимости, господин казак. Вам всё объяснят в своё время, — поляк презрительно сплюнул.
В глазах турка мелькнула надежда.
— Замечательно. То, что меня ожидает, мы выяснили, пан Хмелевский.
Пан вздрогнул, явно не ожидал такого поворота.
— Теперь я расскажу, что ожидает вас. В любом случае вы всё расскажете и умрёте. Мы прикопаем вас, никто не узнает, что с вами случилось.
— Тогда зачем мне рассказывать, если вы всё равно убьёте меня? — мрачно ответил Хмелевский.
— Умереть можно по-разному. Вы просто не представляете, насколько разнообразен мир пыток и сколько существует способов причинить человеку боль.
Я внимательно следил за реакцией обоих. Пока они не верили, что я всерьёз намерен пытать.
— Начнём, пожалуй, с вас, уважаемый Мехти. Вы всё равно мало что знаете. Зато глядя на вас, пан Хмелевский потеряет иллюзию, что я блефую.
Турок побледнел, но держался из последних сил. Я кивнул Паше. Тот достал нож, провернул его в пальцах и подошёл к Мехти.
— Начнём с ушей.
Паша снял с него папаху и оттянул правое ухо. Мехти, белый как полотно, моментально взмок от пота.
— Стоп! Ты что, балбес, собрался разом отрезать ухо? Ни в коем случае! Постепенно, не спеша.
— Слушаюсь, ваше благородие.
Паша снова оттянул ухо и сделал надрез — с пол сантиметра, ничего страшного. Заживёт, даже незаметно будет. Но кровь уже текла.
— Нет, стойте! Во имя Всевышнего, остановитесь! Я всё скажу! Мы должны были…
Мехти заторопился, выкладывая всё, что знал. Если коротко, они должны были встретиться со ссыльными поляками, снабдить их деньгами, чтобы те закупили оружие и лошадей. В назначенное время ссыльные поселенцы должны были уйти в селение Амахи, по пути нападая на мелкие воинские команды и мирное население. Планировалось собрать около семидесяти человек. Впоследствии им обещали эмиграцию во Францию после года службы в рядах повстанцев, в качестве инструкторов. Многие из этих поляков в прошлом служили в армии, в лёгкой кавалерии.
Хмелевский должен был связаться с тремя поляками, служившими в гарнизоне крепости Грозной. Они должны были взорвать пороховые склады. А деньги, которые вёз Хмелевский, предназначались именно им.
— Хорошо, уважаемый Мехти, ты предстанешь перед всевышним в целом виде. Теперь с вами, пан Хмелевский.- Я кивнул Эркену.
— Отрежь пану Хмелевскому указательный и средний палец на правой руке, чтобы он не мог стрелять даже на том свете.
Эркен бесцеремонно повалил пан на живот и, придавив коленом, стал выкручивать пальцы.
— Что вы творите звери, сволочи, пся крева, ругательства сменились воем.
— Стой Эркен.
Он слез с пана, приподнял его и хорошенько встряхнув усадил у телеги.
— Скоты, варвары.— всхлипывая гундосил Хмелевский.
— А ну заткнись, педрила европейская, или тебе напомнить, что вы творили с русскими во время восстания, будешь скулить попробуешь на своей шкура.
— Не можно убивать их, ваше благородие, в жандармерию лучше сдать, вдруг они от туда.
Сыграл Савва завершающий акт спектакля под названием допрос. Как бы спрашивая разрешение на окончание.
— Ладно, уговорил, грузи их, поехали в Пятигорск.
Глава 12
Ротмистр Булавин сидел у себя в кабинете и составлял сводку за прошедшую неделю.
— Ваше благородие, тут к вам — доложил вошедший жандарм.
Я вошёл не дожидаясь окончания доклада.
— Разрешите, господин ротмистр?
— Есаул! Проходите, Пётр Алексеевич. Какими судьбами?
— Да вот, привез вам двух деятелей. Случайно пересеклись. Как оказалось они больше по вашему ведомству. Савва заводи.
В кабинет вошли пан Хмелевский и Мехти. Изрядно помятые, с хмурыми лицами. На голове Мехти была повязка.
— Так, и что это значит? — Булавин с интересом разглядывал задержанных.
— Вот их бумаги, заверенные у вас. Прибыли из Турции. Зачем они расскажут сами. Сдаю вам Максим Сергеевич. Я с бойцами в ближайшем духане подкрепимся и часа через два вернусь.
Мы засели в духане и плотно поели, весь день на ногах.
— Командир, а что б ты делал если бы смолчали страдальцы? — задал Савва вопрос.
— Пришлось бы тебе резать их по настоящему.- я посмотрел на него. — Смог бы?
— Если для дела, да.
— Ладно, здесь сидите. Вещи все проверили, на предмет тайных писем или ещё чего.
— Проверили, командир, — ответил Эркен.
— Аслан, бери барахло, сумку мне. Мы вернулись в жандармерию.
— Разрешите?
— Проходите, Пётр Алексеевич.
Озабоченный Булавин что-то писал и при этом хмурился.
— Простите, есаул, сейчас закончу, — сказал он, не отрываясь от бумаг. Закончив, посмотрел на меня. — Теперь, есаул, расскажите, как вам удалось узнать об этих лазутчиках? — Голос ротмистра стал сухим и резким. Он буквально просвечивал меня своим профессиональным взглядом.
— Они всё рассказали? — задал я отвлекающий вопрос.
— Думаю, да, но мы ещё раз проведём допрос. С ними работают знающие люди. И всё же, как вы вышли на них?
— Повторяю, случайно. Остальное, моё личное дело.
— Хорошо, оставим этот вопрос, пока. Я уже отдал распоряжения. Сведения действительно ценные. Благодарю вас, Пётр Алексеевич. Пусть, случайно, — ротмистр сделал ударение на последнем слове, — но вы оказали очень серьёзную услугу. Я доложу начальнику жандармского управления округа. Теперь о деньгах, Пётр Алексеевич. Пан Хмелевский утверждает, что вы присвоили себе тысячу триста рублей золотом и тридцать тысяч ассигнациями.
Булавин с любопытством ожидал ответа.
— О деньгах… — Я поставил на стол сумку. — Вот всё, что удалось с них взять. Вещи, в двух баулах, стоят у входа. Это деньги. — Я вытащил мешочек с монетами и стопку ассигнаций, завернутых в материю. — Сто шестьдесят золотых монет — наши и турецкие лиры, восемь тысяч шестьсот рублей ассигнациями, с копейками. И всё. — Я смотрел честными глазами на Булавина.