Он резко поднял глаза, встретив взгляд графа.
— Когда я случайно поймал его взгляд… Мне стало не по себе. В его глазах, ни тени подобострастия. Лишь холодная уверенность человека, который знает себе цену и не нуждается в нашем признании.
В камине с треском осели угли, и на мгновение комната погрузилась в полумрак.
— Что-то меняется, граф. И я не уверен, готовы ли мы к этим переменам.
Зимний дворец. Кабинет императора.
Император Николай Павлович сидел за массивным дубовым столом, его пальцы медленно постукивали по полированной поверхности. Взгляд, тяжелый и пронзительный, был устремлен на графа Нессельроде, главу министерства иностранных дел. Тот сидел, слегка склонив голову, рядом с Бенкендорфом, чье молчание казалось особенно зловещим.
У окна, спиной к комнате, стоял цесаревич Александр. Он не вмешивался в разговор, но напряженная осанка выдавала его внутреннее волнение.
— Как я понял из ваших пояснений, граф, — голос императора прозвучал низко, с едва сдерживаемым раздражением, — посол категорически отрицает свою причастность к покушению на наследника. Более того, он искренне недоумевает, с чего это мы вдруг возвели на него такое обвинение.
Последние слова прозвучали с ледяным сарказмом.
Нессельроде слегка подался вперед, его тонкие губы дрогнули в почти незаметной усмешке.
— Совершенно верно, ваше величество. Показания, выбитые из Чарльза Стенфорда под угрозой смерти, вряд ли могут считаться достоверными. Английский посол, граф Генри Баркли, подал официальный протест и требует немедленного освобождения своего сотрудника. Он настаивает, что это провокация.
Он бросил быстрый взгляд на Бенкендорфа, словно перекладывая на него часть ответственности.
Император резко повернулся к шефу жандармов.
— Что вы молчите, Александр Христофорович?
Бенкендорф побледнел. Его обычно уверенный голос звучал глухо:
— Мы убеждены в причастности англичан, ваше величество. Но… доказательств у нас нет.
Тишина повисла в кабинете.
Император медленно откинулся в кресле, его лицо оставалось непроницаемым. Но, в этих холодных, стальных глазах, читалось нечто опасное.
— Значит, они смеются над нами. Вы свободны Карл Васильевич.
Нессельроде встал, почтительно склонился и вышел из кабинета, мягко прикрыв за собой дверь. В наступившей тишине цесаревич Александр неспешно подошёл к столу.
— Чему ты улыбаешься, Александр? — резко спросил император, его пальцы сжались в кулак так, что костяшки побелели.
— Простите, ваше величество, — наследник слегка наклонил голову, но в глазах всё ещё светилась едва уловимая усмешка. — Мне просто смешно. Полковник Васильев описал мне эту сцену ещё совсем недавно и почти слово в слово.
Он опустился в кресло, только что оставленное Нессельроде, и откинулся на спинку.
— Объяснись, Александр, — голос Николая стал тише, но от этого только опаснее.
Бенкендорф, до этого момента остававшийся в тени, слегка подался вперёд, его пальцы сомкнулись на ручках кресла.
— После покушения, Пётр Алексеевич, навестил меня по моей просьбе, — начал цесаревич, тщательно подбирая слова. — Мы обсуждали меры безопасности, а под конец он рассказал о допросе Стенфорда.
Пауза. В камине с треском лопнул уголёк.
— И что же? — император разжал кулаки.
— Он предрёк, нет, буквально разыграл передо мной весь сегодняшний разговор с графом Нессельроде. — Александр поднял глаза. — Его пассивность. Его преклонение перед «просвещённым Западом». Его нежелание видеть, что интересы России не в угождении венским кабинетам и другим представителям цивилизованной европы, а в силе и самостоятельности.
Бенкендорф резко вдохнул, его глаза сверкнули, но промолчал.
— Конечно, Пётр Алексеевич резок, — цесаревич смягчил тон, — и в политике он прямолинеен до дерзости. Но в его словах есть зерно. Зерно, которое мы, пожалуй, слишком долго игнорировали.
Тишина. Император медленно поднялся, подошёл к окну. Его удлинённая тень, легла на паркет чёрным клинком.
— Так вот как… — он произнёс это тихо, почти про себя. — Значит, даже простой казак видит то, что не желает замечать мой министр.
— Александр Христофорович, я хочу поговорить с этим пророком, немедленно, — произнёс император с угрозой в голосе. Александр растерялся, он не ожидал такой бурной реакции от отца и начал жалеть, что завёл этот разговор.
— Ваше величество может, отложить разговор на завтра? Без четверти десять.– Попытался смягчить императора Бенкендорф.
— Я сказал немедленно — слова Николая грохнули, как чугун об пол. Бенкендорф, повидавшись всякого, понял, что спорить с императором сейчас опасно. Николай посмотрел на шефа жандармов.
— Чтобы через час, он стоял здесь.
Бенкендорф с осуждением посмотрел на Александра. Он потупил взгляд, осознавая, что стал причиной непредсказуемого гнева отца.
Мы с Андреем сидели и планировали организацию штаба батальона, штаты и другую скучную дребедень. Андрей прошел все стадии, осознал и принял. Он уже весь погрузился в административную работу, после того, как я намекнул, что нам предстоят великие дела воодушевился и наполнился энтузиазмом.
— Командир, там полковник жандармский, срочно вас спрашивает, говорит очень важно — доложил Паша. Я встревоженный поспешил вниз к вестибюлю. Там меня ожидал полковник Лукьянов.
— Ваше сиятельство, император срочно требует вас к себе. — тихо сказал он.
— Как? — показал я на себя, имея в виду форму одежды.
— Просто без затей, поторопитесь Пётр Алексеевич.
— Вызов к императору, срочно, на ночь глядя. Точно не к добру. — думал я одеваясь в повседневную форму. Уже в холодной карете, кутаясь в бурку я слушал Лукьянова, который пытался ввести меня в курс дела. Слушая его я понял основные тезисы предстоящей беседы. — Вы хотите острых ощущений на ночь глядя, вы их получите. — меня отпустила напряженность связанная с неизвестностью, а сейчас, когда понятно, что, где и как, можно прокрутить содержание предстоящей беседы.
— Не могу понять, что привело в гнев императора, почему-то он потребовал срочного вашего присутствия.
— Да вы не переживайте так, Лев Юрьевич, наше дело телячье, обосрался и стой, у начальников головы квадратные, вот пусть и волнуются. — Философски изрек я.
— Как вы сказали? — зашёлся в истерическом смехе полковник. — Ох, насмешили, ваше сиятельство. Надо обязательно записать, а то забуду оригинальный текст.
— Пишите, не жалко.
— Здравия желаю, ваше величество.
Я тихо произнес приветствие, склонив голову. Кабинет встретил меня тяжелым молчанием. Император Николай сидел за столом, его пальцы медленно барабанили по темному дубу. Взгляд, холодный, изучающий, буквально впивался в меня.
По левую руку стоял Бенкендорф, бледный, с плотно сжатыми губами. Цесаревич Александр чуть поодаль, его поза выдавала напряжение, будто он готов был в любой момент вмешаться, но не решался.
— Доброй ночи, ваше сиятельство, — голос императора прозвучал неестественно мягко, что было куда опаснее открытого гнева. — Надеюсь, столь поздний визит вас не затруднил? Будьте любезны, поведайте нам… очередное ваше пророчество.
Последнее слово он произнес с ядовитой растяжкой, подчеркивая каждый слог.
Я не стал опускать глаза. Спокойно, без тени страха, встретил его взгляд:
— Какое именно, ваше величество?
В кабинете стало так тихо, что слышно было, как где-то за окном хрустнул снег под чьими то шагами.
— О нашем разговоре с Нессельроде, — прошипел Николай, и его пальцы резко сжались в кулак.
Я медленно выдохнул, словно раздумывая.
— А, вот вы о чем… — Мои губы дрогнули в легкой усмешке. — То, что англичане с возмущением отвергнут ваши обвинения. Снисходительно объяснят «варварам из дикой Московии», что подобное нужно доказывать. То, что показания Стенфорда, всего лишь слова, вырванные под угрозой смерти. А ваш министр иностранных дел… — я намеренно сделал паузу, — … с изысканной улыбкой передаст все это вам, словно он совершенно ни при чем.