Он долго молчал, тяжело размышляя. Отказать сразу в такой момент казалось бесчеловечным.
— Борис Николаевич… — наконец начал граф, тщательно подбирая слова. — Просить содействия Кати… я не считаю сие благоразумным. Его Императорское Величество… — Васильев понизил голос, — … до сих пор не может простить ей той самовольной поездки на Кавказ и последовавшего замужества. Даже рождение правнука, увы, не смягчило его гнева. Обращение к ней сейчас может лишь усугубить и без того сложную ситуацию.
— Что же мне делать⁈ — вырвалось у князя глухим стоном. Он закрыл лицо дрожащими руками, и по его исхудавшим щекам покатились редкие, жгучие слезы беспомощности. — Боже… Все пути исхожены, все двери закрыты… Я… я не смог спасти сына… — Его голос сорвался, полный невыносимой муки: — Значит, я был плохим отцом… раз допустил это… допустил… — Слова перешли в еле слышимый шёпот.
Графу было тяжело смотреть на страдание отца. Он не сомневался в решимости Николая I покарать всех причастных к покушению на Александра и наказать жестоко и показательно.
— Хорошо, Борис Николаевич, я попробую вам помочь, — наконец сказал граф после длительной паузы. — Я постараюсь смягчить наказание для Константина. Ничего не обещаю, как говорил, возможности мои невелики. И если ничего не получится, прошу вас не держать на меня обиды.
— Что вы, Дмитрий Борисович, какие обиды! — встрепенулся князь. — Хоть что-нибудь, Дмитрий Борисович, я буду благодарен вам даже за попытку помочь мне.
— Я завтра же займусь этим. Сразу сообщу вам о положении дел.
Они расстались. Князь вызвал дочь, и они уехали во дворец Юсуповых.
Констанция выслушала отца и согласилась с ним не тревожить просьбами Екатерину. Она вспоминала разговор с Катей. Екатерина ещё до конца не оправилась от родов, была немного бледная, но от этого не потерявшая своей красоты. Они не были знакомы вследствие того, что Катя не любила светские увеселения. Констанция слышала множество слухов и сплетен по поводу столь вызывающих поступков Катерины. Но как-то не вникала в суть этих слухов и отнеслась к ним спокойно. Сейчас же она видела перед собой красивую, сильную, молодую женщину, способную идти наперекор всему светскому обществу, даже воле самого императора. Это впечатлило Констанцию. А когда она увидела сына Кати в руках служанки, красивой горянки в национальных одеждах, пришла в полный восторг. Попросила подержать его на руках, на что заметила недовольный взгляд горянки и жесткий отказ в её просьбе. При виде этого очаровательного малыша, с любопытными глазёнками смотревшего на Констанцию, у неё вдруг защемило сердце, и ей до слез захотелось стать мамой и держать в руках своего ребёнка. Она забыла обо всём на свете, наблюдая за тем, как Катя держит сына и тихо шепчет ему ласковые слова. Вошёл слуга и сообщил, что князь уезжает. Они ехали с отцом и молчали, думая каждый о своём.
На следующий день граф просил срочной аудиенции у генерала Бенкендорфа и был принят им.
— Здравствуйте, Дмитрий Борисович, у вас что-то срочное? — вежливо поинтересовался Бенкендорф.
— Да, Александр Христофорович, простите, что попросил вас принять меня срочно, но дело не терпит промедления, так как последствия опоздания могут быть непоправимы. У вас ведётся следствие над сыном князя Юсупова, Константином Муравиным?
— Ах, вот вы о чём, — нахмурился Бенкендорф, догадываясь о сути разговора.
— Александр Христофорович, прошу вас выслушать меня.
Бенкендорф кивнул.
— Если у следствия есть неопровержимые доказательства причастности графа Муравина к покушению на цесаревича, я не скажу ни слова и уйду.
— Прямых доказательств его причастности не выявлено, только близкие, дружеские отношения с Кэмтоном. Доказано его участие в кружке «Патриоты России», — генерал пристально посмотрел на графа. Его взгляд был холоден и равнодушен.
— Александр Христофорович, не буду скрывать о своей вчерашней беседе с князем Юсуповым. Человек во многом непонятный для большинства в светском обществе и порядком избалованный своим достатком. Но я уверенно заявляю, что он благородный и порядочный подданный Его величества. Щедрый меценат и благотворитель в отличие от многих нас, людей богатых и с хорошим достатком. Как отец я прекрасно понимаю его. Я прошу не о помиловании, Александр Христофорович, а о смягчении приговора. Его сын — прекрасно образованный молодой человек, да, оступился, попал под внешнее влияние, но он не законченный враг. К чему разбрасываться таким ресурсом. Изгнание из гвардии, разжалование в рядовые — и пусть едет на Кавказ искупать свои провинности. К примеру, к моему зятю. Чем не наказание. Ну а если убьют, так хоть с честью. Не стыдно родителю.