— Что скажите уважаемые, — обратился Хайбула к старейшинам.
— Людей стало в двое больше, мы беседовали с каждым и в большинстве это достойные люди. Есть те, кто вернулся после бегства из Картаха. Мы не можем судить их, люди спасали свои жизни. Появились мастера горшечники, кузнец, шорник и резчик по дереву. Картах оживает, но люди опасаются новых набегов. Все слышали, что Абдулах-амин объявил тебя клятвопреступником и предателем. Никто не сомневается, что его люди придут мстить, и пощады не будет никому. Ты уверен Хайбула, что сможешь оборониться? У тебя мало воинов. Остальные жители мирные люди и у них нет оружия.
Все смотрели на Хайбулу. На его лице были видны следы усталости и бессонных ночей.
Молчание затянулось.
— Помощь будет. Я не буду пока говорить, как это произойдёт, но уверен в помощи моих союзников. А, что, мужчины проживающие в Картахе перестали быть ими. Мужчина должен уметь защитить свою честь, семью, иначе он не может называться мужчиной. Я не собираюсь звать вас в поход или в набег. Я хочу мира, но как сказал один мудрец, хочешь мира готовь щит и клинок. Поэтому все мальчики начиная с четырнадцати лет и старше, должны в определённое время учиться владеть оружием. В остальном будьте уверены, я приложу все свои силы для защиты Картаха, это моя клятва. — Голос Хайбулы был спокойным и решительным.
— Твои слова справедливы, мы поддерживаем тебя. — высказался второй старейшина Муса. Худощавый и жилистый, не старше пятидесяти лет. Было видно, что он знает с какого конца браться за шашку. Собравшиеся обсудили хозяйственные вопросы и стали расходиться, в комнате остался хаджи Гамал.
— Ты измотан, Хайбула, — тихо произнес мулла Хаджи Гамал, пристально вглядываясь в его осунувшееся лицо. Его мудрые, словно выжженные солнцем глаза, видели больше слов. — Позволь спросить, уверен ли ты всерьез в этих союзниках? Доверие, камень, на котором строят, но если он треснет…
— Да, Хаджи Гамал, — Хайбула ответил без колебаний, но голос его был приглушен. — Этот человек… его слово крепче горного кремня.
— Русские? — спросил мулла, и в его голосе скользнула тень старой вражды и настороженности.
— Да, — Хайбула еще понизил голос, будто имя было тайной, способной навлечь беду. — Шайтан Иван.
Тишина повисла густо. Четки в руках муллы замерли на мгновение, пальцы сжали гладкое дерево. Его брови чуть приподнялись от неподдельного изумления.
— Шайтан… Иван? — он медленно покачал головой. — Легенды ходят о нем по горам. Он не раз разбивал твои отряды… Но говорят и другое. О чести его в бою, об уважении к достойному противнику. Неужели союзник? Как это стало возможным, сын мой?
Хайбула смотрел куда-то вдаль, за стены дома, будто видел лицо Шайтан Ивана.
— Он ищет то же, что и я, Хаджи Гамал. Не перемирие на время, не передышку. Настоящий, долгий мир. На земле, где наши дети смогут расти без страха быть убитыми или проданными в рабство.
— А-а… — протянул мулла, и в этом звуке было внезапное понимание. — Оттого и спокойствие твое, хоть и усталое… — Он снова задвигал четками, мерный стук костяшек нарушил тишину. — Не держи зла на Гунчи и Ардалак. Народу там горсть. А страх перед Абдулах-амином, он душит сильнее удавки. Он грозится сжечь дотла любого, кто тебе руку подаст. Но… — Мулла пристально посмотрел на Хайбулу, — если твой Шайтан Иван встанет рядом с тобой открыто, ветер может перемениться. Страх отступит перед силой.
Пауза. Четки стучали: тук-тук-тук.
— И что он просит взамен? — спросил Хаджи Гамал, пронзительно глядя в глаза Хайбуле. — Всё имеет свою цену.
— Мир, — ответил Хайбула прямо. — Договор. Чтобы рука Картаха не поднялась на русские земли. Чтобы разбой и набеги прекратились с нашей стороны. Нейтралитет. И не помогать Абдулах-амину против них. Никогда.