— Остыньте, капитан. Аслан, пропусти.
Аслан, недобро посмотрев на посетителя, отошёл в сторону.
Капитан, ещё не отошедший от неприятного разговора, поправлял безупречно сидящий на нём мундир.
— Я вас слушаю, капитан.
— Господин полковник, вас приглашает к себе княгиня Оболенская. Она прибывает на лечении и передаёт, что имеет важное поручение к вам.
— Вы уверены, капитан? — удивился я.
— Да, ваше сиятельство. — он положил визитку с приглашением и ушёл, обиженный за столь неприятный приём. Я взял визитку — приглашение на семь вечера.
— Аслан, позови князя.
— Командир, скоро рука отвалиться. — проворчал недовольный Андрей, потирая запястье.
— Ладно, не ворчи, уже скоро кончится этот канцелярский ад. Ты знаком с княгиней Оболенской?
Андрей задумался, постукивая пальцем по столу. — Нет, лично не знаком. Да и слухов ходит немного. А что, Петр?
— Приглашает с визитом. Утверждает, имеет важное поручение.
— Наверняка чопорная особа, но отказаться — дурной тон. Приглашение дамы обязывает.
Смирившись с неизбежным, я облачился в повседневную форму, которую Аслан уже разложил на стуле, и отправился по указанному адресу. Милый, ухоженный особнячок в лучшей части города. В прихожей слуга с бесстрастным лицом склонился в почтительном поклоне:
— Прошу пожаловать, ваше сиятельство. Вас ожидают.
Переступив порог гостиной, я… остолбенел. Из глубокого кресла поднялась молодая женщина. Не княгиня из моих мрачных предчувствий, а само очарование. Легкая, как пушинка, грациозная в каждом движении. Ее улыбка — загадочная, чуть насмешливая– мгновенно приковала взгляд, обещая что-то недосказанное. Контраст между ожидаемой скучной матроной и этим лучезарным видением был столь разителен, что вышиб почву из-под ног. Я замер на пороге, растерянно ища взглядом хоть какую-то точку опоры в этом внезапно перевернувшемся мире.
«Мань, глянь на неё, сучка крашена!» — дико и неуместно вспыхнуло в голове обрывком из какого-то кинопроката. Абсурдность мысли едва не вырвала у меня смешок.
— Здравствуйте, полковник, — прозвучал мелодичный голос, но в нем отчетливо дрогнула нотка обиды. — Я так смешно выгляжу, что вам трудно сдержать смех?
«Чудо в перьях», — мысленно съязвил я, пытаясь хоть как-то оградиться от ее обаяния. Собрав волю в кулак, я сумел выпрямиться и сделать глубокий, облегчающий душу вдох.
— Здравствуйте, ваше сиятельство. Видите ли, по дороге сюда я мысленно рисовал портрет… ну, знаете, чопорной светской дамы, снизошедшей до нашего захолустья. И вдруг, такое сияние. — Я позволил себе смущенную улыбку. — Моя растерянность была искренней. А смех… это над моими собственными предрассудками и страхами, которые не давали покоя всю дорогу.
Княгиня внимательно, почти испытующе посмотрела мне в глаза, ища честности или игру? Потом кокетливо склонила головку набок, капризно произнесла.
— Что ж… пожалуй, верю вам и прощаю. Надеюсь, вы не откажетесь разделить со мной чай?
Искусный ход. Поставила меня в положение виноватого просителя, обязанного теперь ей вниманием. Чистая магия кокетства, отточенная до совершенства.
— Княгиня, — я слегка склонил голову, сохраняя вежливую дистанцию, — честь для меня невероятная. Но долг службы — каторжный надсмотрщик моего времени. Мне передавали, вы имеете важное поручение?
Ее взгляд снова впился в меня — ища слабое место в моей глухой обороне? Увидев лишь спокойную, чуть ироничную готовность слушать дело, она едва заметно вздохнула.
— Вы, полковник, как и все военные, сразу к сути, — в голосе прозвучала легкая укоризна.
Она скользнула в соседнюю комнату и вернулась, держа внушительную стопку писем, перевязанную шелковой лентой.
— Письма. От ваших родных и для князя Долгорукого. Он ведь служит под вашим началом?
— Нет, постойте, кажется, не всё. — она задумалась и, мило постукивая по губам, вспоминала, что она позабыла.
— Ах да, отдельное письмо графа Васильева! Он просил отдать его обязательно вам в руки. Она, как девчонка, вспорхнула в спальню.
И тут случилось невероятное. Я ощутил явственный толчок в спину — словно невидимая сила, буквально бросила меня в комнату. Княгиня, присевшая у дорожного чемодана, обернулась на шум. Наши взгляды встретились. В ее огромных глазах — растерянность, испуг, и что-то еще… пылкое, запретное.
— Что вы себе позво… — начала она, торопливо поднимаясь.
Но было поздно. Во мне что-то надломилось, сорвалось с цепи. Несколько стремительных шагов — и я рядом. Мои руки обвили ее стан, притягивая к себе. Взгляд утонул в ее глазах, полных сплава страха и внезапного узнавания. Потом — губы… Ее губы: дрожащие, прохладные, а потом, горячие, откликающиеся. Она пыталась оттолкнуть — слабо, будто сопротивляясь не мне, а себе самой. Каждое движение становилось все слабее; сопротивление таяло, как воск на огне.