— Нисколько, Лев Юрьевич. — Куликов не отводил взгляда от меня. — Пётр Алексеевич, покажите свой жетон.
Я молча достал тяжелый металлический прямоугольник из кармана и протянул Лукьянову. Тот взял его с невольным почтением, развернул, вгляделся. Его брови поползли вверх.
— Да уж… — хмыкнул он, возвращая жетон. — Даже не предполагал, что у вас такой… весомый аргумент имеется.
— Так почему? — Куликов повторил вопрос, словно добиваясь полной ясности.
Я глубоко вздохнул, вкладывая в этот жест всю горечь ситуации.
— Это был последний аргумент, Жан Иванович. Козырной туз, который пришлось открыть. Велибин намеренно отправил меня в городскую тюрьму — унизить, сломить. Во-вторых, — я посмотрел на обоих, — мне нужно было понять, кто копает под меня и в чем именно обвинят. Теперь я знаю. Велибин — всего лишь инструмент. Заточённый под руку топор. А рубит трио: полковник Кудасов, статский советник Анукин и… вершина их пирамиды — обер-интендант Смолин. Одно неясно: где я им дорожку перешёл?
— Вполне логично, Пётр Алексеевич, — кивнул Куликов. Его лицо было непроницаемо. — Дорогу вы им перешли своей несговорчивостью насчёт фонда. По документам, — он сделал ударение на слове, — вам выдали сорок тысяч золотом и серебром из сорока пяти, выделенных. Документы есть. Заверяю вас, — его голос стал ледяным, — оформлены безупречно. Все подписи на месте.
Меня будто окатило ледяной водой.
— Вот так масштаб… — прошептал я. Схема предстала во всей своей мерзкой ясности. — Продумано блестяще. Кто усомнится в документах? Вор — враг трона и отечества. Доказывать ничего не нужно. Своровал нагло — вот и бумаги! А они? — Я с горечью продолжил размышления. — Они же не знали, что я «враг»! Просто выполняли приказ, оформляли выдачу… Простота подставы ошеломляла. И осознание грозившей участи — неминуемой расправы без суда. Только этот жетон сегодня встал щитом. Мои «доброжелатели» такого хода явно не ожидали.
— Вы напрасно довели Велибина до белого каления, — предостерег Куликов. — Он злопамятен как никто. Сегодняшнего унижения не простит никогда. Документы по вашему «делу» уже летят в Петербург, в Главный военный суд. Вам придется явиться туда на разбирательство в высшей инстанции. Анукин и Кудасов будут стоять насмерть — признать, что документы поддельные, для них смерти подобно. А обер-интендант Смолин… — Куликов сделал многозначительную паузу, — он, разумеется, в стороне. Чист, как слеза младенца. Его причастность, — он горько усмехнулся, — еще нужно доказать. Приказ, Велибина, о вашем непременном прибытии в столицу ждите со дня на день.
— Ну это не срочно, — задумчиво потянул я.
— Как вы думаете, Жан Иванович, если я заставлю Кудасова дать признательные показания по поводу присвоения казённых средств, это даст возможность раскрутить всю схему?
Куликов задумался.
— Думаю эти признания послужат точкой опоры для начала следствия. Уверен можно будет придавить Анукина, а вот обер-интенданта Смолина наверное нет. Да именно так. — завершил Куликов.
— Ну, хоть что-то, это снимет с меня ложное обвинение в присвоении казённых средств. Лев Юрьевич, а почему вы не сказали, что у вас тоже имеется серебряный жетон.
— А что это так заметно? — усмехнулся он.
— А как бы вы вытащили меня из тюрьмы?
— Вы догадливы и умны, Пётр Алексеевич, всё так и было. Извольте, если вам интересно.
Лукьянов достал свой серебряный жетон и показал нам. Простой, без лишних украшений, но от этого не менее весомый аргумент.
Глава 5
Княгиня Оболенская в сопровождении князя Долгорукого прибыла на базу батальона. Всю дорогу она молчала переживая за брата. Князь случайно обронил, что он ранен. Видя реакцию княгини поспешил успокоить, ранение легкое и никакого заметного ущерба здоровью не нанесло. Тревога, которую он посеял в душе Констанции, не переставала мучить её. Наконец они добрались до базы. Семёновка, Романовка, Пластуновка и ещё какие-то селения промелькнули в дороге не оставив в её памяти ничего интересного. Они въехали во внутрь укрепления. Наличие вооружённой охраны, большого количества казаков внутри создавали впечатление надёжной защищённости. Князя встретил пожилой бородатый казак.
— Егор Лукич, размести княгиню в гостевом доме, где жил командир.
— Как так, а командир где проживать будет? — удивился он.
— Командир в Тифлисе, прибудет не ранее чем через две недели. Остальное потом.
— Сделаю, господин есаул.
Ее поселили в неказистом, но крепком глинобитном доме. Внутри — две комнаты. Главная поразила неожиданным уютом: пол застлан яркими коврами, у низкого стола — груда расшитых подушек для сидения. Маленькая смежная комната была аскетичная: лишь топчан, застеленный добротным мягким ковром. Констанция отдала тихие распоряжения служанке готовиться к трехдневному пребыванию.