Выбрать главу

Она подозвала служанку и тихо распорядилась принести один из своих нарядов.

— Констанция, не стоит, — мягко запротестовала Мелиса, прижимая руки к груди. — Лейле здесь негде носить такое…

— Носить его здесь было бы смешно, — возразила Констанция с теплой твердостью. — Но в Москве — необходимо. Не отказывайте мне, дорогая. Пусть это будет моим подарком на память. Я его ни разу не надевала — в Пятигорске не до балов, а местные моды, признаться, отстают лет на пять. — В её голосе звучала легкая ирония.

Служанка вернулась с объемистым свёртком из плотного шелка. Мурата снова, под дружный смех женщин, вежливо выпроводили. Началась кропотливая церемония облачения Лейлы в столичный наряд: шуршащее платье со сложным кроем, кружева, ленты. Лицо девушки пылало от возбуждения. Наконец последняя крошечная пуговица была застегнута, последняя лента завязана. Констанция, отступив на шаг, критически оглядела Лейлу. Затем, не раздумывая, сняла изящную жемчужную брошь со своего снятого платья и приколола её к лифу наряда Лейлы.

— Мама?.. — Лейла замерла, беспомощно оглядываясь в поисках зеркала. — Как я?..

Мелиса стояла молча. В её глазах, смотревших на дочь в чужом, роскошном платье, светилась грусть — словно она видела не только красоту, но и незримую пропасть, которую это платье обозначало. Печальная улыбка тронула её губы.

— Не слушай никого, девочка, — тихо сказала Констанция, прежде чем Мелиса нашла слова. — Ты выглядишь восхитительно. Настоящая юная княжна.

Лейла засияла. Её глаза заблестели от счастливых слез, взгляд устремился вдаль, уносясь в сладкие грёзы о московских балах…

— Ух ты, сестра! — Голос Мурата, неожиданно появившегося в дверях, прозвучал как обух по голове. — Прямо красавица! Только вот отец… — он многозначительно постучал пальцем по лбу, — … никогда не разрешит тебе такое надеть.

Радостные мечты Лейлы рассыпались в прах. Она стояла, потупившись, а в комнате воцарилась тягостная тишина, нарушаемая лишь шорохом дорогой ткани.

— Лейла, живя в Москве, тебе придётся носить платья по тамошней моде. Правда если ты выйдешь замуж за мусульманина, то наверно у тебя будут ограничения и запреты. Кстати, княгиня Маргарита Долгорукая блистала на бале у Долгоруких. Я тому свидетельница.

— Да, я знаю про Марэ. Но она перешла в православие, выйдя замуж за князя.

— Ну а кто знает, дорогая Мелис, за кого выйдет замуж Лейла, — загадочно улыбнулась Костанция.

Глава 7

Дождавшись письма от военно-судебного установления с предписанием явиться в Главный военный суд Петербурга не позднее пятого декабря для окончательного рассмотрения моего дела, я попрощался с Лукьяновым и Куликовым и покинул Тифлис. Решил пренебречь указанным в письме сроком. Слишком много неотложных дел требовало моего внимания, и главнейшим из них был мирный договор с Хайбулой. Этот договор станет моей надежной защитой от любых нападок и провокаций. Необходимо было также во что бы то ни стало разобраться с подлогом.документов и хищением денег из моего фонда. Похищенная сумма была столь велика, что наносила серьезный удар по моему авторитету, создавая отличный предлог прижать меня и окончательно испортить мне жизнь.

После отъезда графа Иванова полковник Лукьянов навестил Куликова в квартире, которую тот снимал.

— Жан Иванович, не расскажете, что же произошло в кабинете Велибина во время допроса Иванова? Он так кричал, что мне казалось — здание вот-вот рухнет!

Куликов, верный своей привычке обдумывать ответ, взял продолжительную паузу.

— Лев Юрьевич, у меня нет однозначного объяснения поведению Петра Алексеевича во время допроса. Его пояснения оставляют слишком много недосказанного. Одно несомненно: он знает куда больше нас и абсолютно уверен в своей правоте. Да и наличие именного жетона о многом говорит. Насколько мне известно, его жетон предоставляет ему куда больше прав, чем ваш?

— Действительно, Жан Иванович, его жетон весомее моего. Людей с такими жетонами в нашем ведомстве — по пальцам перечесть. Они выдаются лишь с ведома Императора. Это не просто ведомственная награда, это знак высочайшего доверия Его Величества.

— Вот я о том же. Почему же Петр Алексеевич не предъявил его сразу?