— Мария, я не раз просил вас говорить по-русски, — сухо, с легким недовольством в голосе, произнес Александр. — Вы — будущая императрица Российской империи и обязаны в совершенстве владеть языком своих подданных.
— Простите, ваше высочество, я понимаю свою ошибку, — с запинкой, стараясь четче выговаривать слова, ответила Мария. За два года она вполне освоила язык, но говорила с сильным акцентом. Видя недовольство супруга, она смутилась и опустила глаза, нервно перебирая платок.
— Вы недовольны вашими фрейлинами, Мария? — вдруг смягчив тон, словно извиняясь за резкость, спросил Александр.
— Да, они слишком много говорят и очень громко, — недовольно поморщилась Мария.
— Полагаю, они проявляют такое «усердие» специально, чтобы вы постоянно слышали русскую речь, — успокаивающе сказал Александр уже по-французски, с легкой улыбкой глядя на жену. — Не стоит на них сердиться. Простите, Мария, мою рассеянность и невнимание, — с искренним раскаянием в голосе начал Александр, проводя рукой по усталому лицу. — Дела государственные… Его величество требует безотлагательных решений, и я вынужден был целиком погрузиться в бумаги. Может, вам что-нибудь требуется? — спросил он, стараясь переключиться.
— Нет, все у меня есть в достатке. Не хватает лишь вас, Александр… — тихо проговорила Мария. Густой румянец залил ее щеки, и она потупила взгляд, смущенно теребя кружевной манжет.
Весь Петербург был охвачен рождественской лихорадкой балов, случившихся по нескольку за вечер. Констанция собиралась на один из них. Надевая новое бальное платье — шедевр парижского кутюра, — она с наслаждением предвкушала впечатление, которое произведет на женщин высшего света. Это предвкушение успеха опьяняло ее сильнее шампанского. Вдруг мир поплыл перед глазами. Головокружение накатило с такой силой, что Констанция, едва не падая, вынуждена была опереться на перепуганную служанку и опуститься на ближайшую кушетку.
— Госпожа! Что с вами? Вам дурно? Позвать доктора? — залепетала служанка, поддерживая хозяйку.
— Нет, уже… лучше… — сдавленно выдохнула Констанция, чувствуя, как адская карусель в голове остановилась так же внезапно, как и началась. Но обрушившаяся вслед за тем сильная слабость напугала ее куда больше.
— Помоги… проводи меня… в спальню… — едва слышно приказала она, не в силах поднять головы.
Перепуганная служанка, бережно уложив госпожу, сорвалась с места доложить экономке. Та, испуганная тревожной вестью, мигом явилась в спальню.
— Ваше сиятельство! Господи помилуй! Что случилось? — воскликнула она, переступая порог.
Бледная как полотно, с мелкими капельками пота на лбу, Констанция испуганно ответила:
— Не знаю… Вдруг… все завертелось… темно стало… и силы покинули…
Не теряя ни секунды, экономка отдала распоряжение немедля послать за доктором, что пользовал саму фамилию князя Юсупова.
Час спустя прибыл доктор Жуков, Василий Андреевич, профессор Петербургской медико-хирургической академии. Пройдя в будуар Констанции, он долго и тщательно опрашивал и осматривал больную, затем прильнул к ее груди стетоскопом. Вскоре в комнату стремительно ворвался встревоженный князь Юсупов. Увидев спокойное лицо Жукова, он слегка поутих.
— Что с ней, Василий Андреич? — тревожно спросил князь.
— Успокойтесь, Борис Николаевич. Думаю, ничего грозного. Хотя утверждать со всей уверенностью пока рано… но все признаки указывают на то, что княгиня по всей видимости, в положении.
— Как? Беременна? — выдохнул князь, пошатнувшись.
— Самым естественным и благовидным образом, Борис Николаевич, — тихо улыбнулся доктор. — С молодыми дамами сие, знаете ли, случается.
Не менее ошеломленная Констанция лежала, широко раскрыв глаза.
— Беременна?.. Как?.. — кружилось в ее помутившейся голове. — Вы… уверены, доктор? — с трудом выдавила она после долгого молчания, чувствуя, как комок подступает к горлу.
— Скорее уж вам самой доподлинно ведомо сие, княгиня, нежели мне, — мягко ответил Жуков, аккуратно укладывая инструменты в саквояж.
Констанция замерла. Взгляд ее остановился, устремившись в пустоту за балдахином кровати.
— Неужели… всего одна ночь?.. И этого хватило?.. — Мысли путались. Другого объяснения не было: в тот роковой период с ней был лишь один мужчина… Граф Иванов-Васильев. — Боже… Боже милостивый…
Когда доктор удалился, князь опустился на низкую банкетку у кровати.
— Ты ничего не скажешь мне, Коста? — спросил он тихо.
Дочь молчала, не отрывая застывшего взгляда от одной точки.
— Что ты хочешь услышать, отец? — голос ее звучал глухо и бесконечно устало.