— Ну, с теми… с кем ты был… близок? — ее щеки зарделись румянцем.
— Нет, конечно же нет! Только с тобой! — с напускной уверенностью воскликнул я.
— Почему? — последовал наивный, но смертельно опасный вопрос.
В голове мгновенно всплыло железное правило старого ловеласа: Даже если тебя поймали с чужой женой в самом компрометирующем виде — никогда не признавайся, что это был именно ты. Тогда остается призрачный шанс выкрутиться (шутка, конечно… или нет?).
— Потому что ты — особенная, — страстно прошептал я, притягивая ее к себе. — Самая необыкновенная. Моя единственная, любимая жена.
— Ты… — начала было Катя, но мои губы накрыли ее рот, прерывая ненужные вопросы. И мы, не заметив того, снова погрузились в бесконечный, пьянящий танец любви…
На следующий вечер граф Васильев пригласил меня в свой кабинет. Тяжелые дубовые панели, яркий свет свечей, в двух больших подсвечниках, и запах старой кожи книг создавали атмосферу доверительной серьезности.
— Петр, — начал он, отложив в сторону толстую тетрадь в кожаном переплёте, — будь добр, объясни толком: что за история приключилась, из-за чего тебя арестовали? Какие обвинения тебе вменяют, и, главное, — что тебя теперь ожидает?
— Откуда вам известно об этом инциденте? — насторожился я, невольно сдвинув брови.
— Княгиня Оболенская, по приезде из Пятигорска, поведала обо всем своему отцу, — спокойно ответил граф.
— Понял. В таком случае, скрывать от вас не стану.
Я рассказал все до мельчайших подробностей: события, предшествовавшие аресту, сам арест и его последствия. Не утаил и московского происшествия, упомянул семью Хайбулы, прибывшую со мной. Достал и показал графу мой именной жетон. Он взял его, долго и пристально разглядывал при свете лампы, словно изучая каждую засечку, потом молча вернул. Лицо его, прежде напряженное, разгладилось, взгляд обрел прежнюю уверенность и твердость.
Разговор затянулся. Куранты в углу уже дважды пробили час, когда обеспокоенная Екатерина вторично заглянула в кабинет. Граф мягко улыбнулся, попросил принести чаю и добавил, что у нас важное дело, которое не терпит помех. Он продолжал задавать вопросы, уточняя детали, временами погружаясь в долгие, сосредоточенные раздумья, постукивая пальцами по ручке кресла.
— Что ж, Петр, — подвел он наконец черту, откинувшись на спинку кресла, — в твоем положении есть немало выгодного, однако назревают и опасные тенденции. Ты стал слишком заметной и сильной фигурой на политической шахматной доске.
То, что тебе удалось не только отколоть Хайбулу от Абдулах-амина, но и скрепить с ним мирный договор — это, на сегодня, твоё крупнейшее достижение. И сейчас, Петр, не время для ложной скромности или отступления в тень. Надо укреплять свои позиции. Насколько мне помнится, цесаревич звал тебя в свою свиту? Следует дать ему ясно понять, что ты согласен стать его человеком, но позже — когда отец начнет передавать ему бразды правления. Ныне у тебя иные цели. Первоочередная — Кавказский кризис. Ты должен изо всех сил продавливать там наше влияние. Полагаю, Государь сам заговорит с тобой об этом. Кавказ высасывает неоправданно много ресурсов, а главное — мы ждем активизации Турции, вплоть до открытых военных действий. Весьма тревожные вести идут из Стамбула. Когда твоя встреча с Императором назначена?
— Неведомо. Завтра в десять назначена встреча с Бенкендорфом. — ответил я, чувствуя нарастающую усталость.
Утром, когда я собирался, Катя сидела в кресле и наблюдала за мной. Облаченный в парадную черную черкеску с серебряными эполетами полковника, при всех регалиях, я, должно быть, выглядел неотразимо — жена улыбнулась одобрительно.
— Хоть картину пиши, — сказала она.
— Ладно, льстец ты мой, — я поцеловал Катю и отправился на встречу.
Переступив порог кабинета, я коротко поклонился:
— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство!
— Здравствуйте, Пётр Алексеевич, — Бенкендорф поднялся из-за стола и направился ко мне. Встал и присутствовавший при встрече Дубельт. Сам факт, что генерал встретил меня так, говорил о многом. Он протянул руку для рукопожатия.
— Честно признаться, не чаял, что у вас всё получится. Надеялся от силы на половину задуманного. Но вы совершили невозможное. Будьте уверены, его величество по достоинству оценит ваши заслуги.
— Благодарю вас, ваше высокопревосходительство, — я отвесил вежливый поклон. — Осмелюсь вручить вам это. — Я протянул тубус со своим экземпляром мирного договора. — Это первичный текст. Три других экземпляра следуют обычным путем. Полагаю, пока они будут проходить все инстанции, их могут дополнить или даже изменить до неузнаваемости.