Посол сделал паузу, давая словам достичь цели.
— Однако, — продолжил он, глядя на потрясенного Донвера, — учитывая ваше благородное происхождение и нанесенное вам оскорбление, он предоставляет вам… возможность вызвать на дуэль. Дуэль холодным оружием. Того самого главаря разбойников, что вас оскорбил. Несмотря на строжайший запрет дуэлей в империи, его императорское величество, в знак особой милости, дает вам на то свое высочайшее позволение.
Арчибальд растерялся от столь неожиданного поворота. Он сидел, уставившись в пространство, мысленно взвешивая услышанное.
— Кстати, Арчибальд, — добавил посол, словно мимоходом, но с отчётливой ноткой предупреждения, — главарь той «шайки» — не какой-нибудь разбойник. Это полковник. Граф. Командир батальона пограничных казаков. Если вам это о чём-то говорит.
— Я думаю, нам следует принять вызов, — неожиданно твёрдо высказался Дэвид Генворд. — Отказ будет расценен здесь как трусость. Но — он сделал ударение на слове, — требовать по пятьсот фунтов на каждого! И поединок — исключительно на шпагах. Сомневаюсь, что этот полковник — лучший клинок империи. — Дэвид повернулся к Донверу, в его взгляде мелькнула насмешка. — Арчибальд, вы же учились в Оксфорде. Всем известно, что выпускники Оксфорда отменно владеют клинком.
— Дэвид, — отозвался Арчибальд, морща лоб, — фехтование — не основной университетский предмет. Не стану отрицать, что уровень преподавания высок, и… да, я входил в пятёрку лучших на курсе. — Он перевёл взгляд на посла, в глазах читалось сомнение. — Господин посол, вам не, кажется, что в этом всём… какой-то подвох?
— Не думаю, что русские изобрели особую уловку, — задумчиво ответил Баркли. — Скорее, у меня сложилось впечатление, что император абсолютно уверен в умении своего казака. — Посол сделал многозначительную паузу. — А что, если его величество потребует поставить тысячу фунтов с нашей стороны? Я не могу использовать средства посольства в подобных… авантюрах.
Арчибальд снова погрузился в молчание, пальцы нервно барабанили по ручке кресла. Наконец, он поднял голову, в глазах загорелся вызов.
— Хорошо, — произнёс он отчётливо. — Граф, моя личная расписка на тысячу фунтов будет для вас достаточной гарантией?
— Вполне, — кивнул Баркли, скрывая облегчение.
— Тогда примите вызов, — заявил Арчибальд, вставая. В его голосе зазвучала надменная решимость. — Преподнесем урок этим наглым варварам, возомнившими себя цивилизованными людьми.
Глава 18
Последовало приглашение на аудиенцию к Его Императорскому Величеству. Узнав, что я беру с собой Мурата, Мелис заволновалась и принялась наставлять сына: как держать осанку, как обращаться к Государю, чего ни в коем случае нельзя делать в стенах дворца. Мы облачились в парадные черкески и отправились в Зимний дворец.
Ровно в назначенный час адъютант Его Величества распахнул перед нами высокие двери кабинета.
— Здравия желаем, Ваше Императорское Величество! — отчеканил я, склоняя голову.
В просторном кабинете, помимо императора, находились цесаревич Александр Николаевич и граф Бенкендорф. Николай Павлович с легкой улыбкой окинул нас взглядом, внимание его сразу привлек Мурат. Мальчик стоял навытяжку, грудь колесом, подбородок гордо поднят — точь-в-точь как учила мать.
— Здравствуй, граф, — приветствовал император, — а спутника своего не представишь?
Прежде чем я успел открыть рот, Мурат решительно шагнул вперед:
— Я — Мурат Омаров! — громко и четко, с достоинством, выговорил он каждое слово. — Сын аварского хана Хайбулы, сына Омара! — Он на мгновение заколебался, детское любопытство пересилило наставления, и он, уставившись прямо на императора, спросил с неподдельной искренностью: — А ты… правда русский царь?
В кабинете на секунду повисла тишина. Бенкендорф сдержанно кашлянул. Цесаревич прикрыл рот рукой.
— Правда, — совершенно серьезно ответил Николай, чуть склонив голову. — А что, не похож?
— Почему? Я верю! — торопливо сказал Мурат, вдруг осознав, что его вопрос мог показаться дерзким. — Просто… я раньше никогда царей не видел. — Щеки его залил яркий румянец.
Не выдержав детской непосредственности, сначала тихо фыркнул цесаревич, затем не смог сдержать улыбки Бенкендорф, наконец, рассмеялся и сам император. Мурат стоял, потупившись, всем видом выражая смущение.
— Прости, Мурат, сын Хайбулы, — успокоившись, проговорил Николай, и в его голосе зазвучала неподдельная теплота. — Просто я не думал, что ты такой юный, но уже столь гордый. Чем же ты занимаешься, Мурат?