— Это… что-то невероятное, господа, — тихо, почти с благоговением выдохнул Илья, вытирая невольную слезу. — А кто… кто автор песни? Уж больно она правдивая.
— Командир, — с неподдельной гордостью отозвался Андрей, кивая в мою сторону. — И слова, и музыка — его. А вы говорите сермяга армейская, — выдавил он с затаенной злостью.
— Что вы князь, я никогда подобного не говорил, даже в мыслях не держал. — обиженно проговорил Илья.
— Ладно, господа, пора и честь знать.— Сказал Александр. — Благодарю вас, Пётр Алексеевич, князь, — кивнул он Андрею. — На прощанье обрадую вас: Его величество подписал ваше ходатайства о награждении отличившихся в деле с отрядом Султана.
— Ух, ты, — выдохнул Миша с надеждой глядя на меня.
— Успокойся, Миша, ты там первый — обрадовал я Лермонтова.
— А, что там, Пётр Алексеевич? Не томи, командир!
— Станислава третьей степени, с мечами. Как-никак головой прикрыл товарища в бою. — усмехнулся я.
Миша залился краской ожидая расспросов.
Павел и Александр стали собираться.
— Так бойцы, сопроводить до дома, быть на стороже. Паша поедешь с ними.
Паша кивнул. Мы проводили гостей до кареты и тепло попрощались с их высочествами.
Александр после длительного молчания сказал. — Благодарю тебя Павел, что вытащил меня в гости. Давно мне не было так хорошо. Вернее никогда не было прежде, как сегодня.
— Не стоит, Алекс. Я тоже всегда мечтал иметь таких друзей честных, бескорыстных и верных. Знаешь, там, на дороге, когда на нас хлынула лавина башибузуков, мне стало страшно, очень страшно. Я оглянулся, а они стоят, спокойно командуют. У меня, наверное, был такой испуганный и подавленный вид. Пётр Алексеевич встряхнул меня и напомнил, кто я и чья кровь течёт во мне. Страх опозорить нашу фамилию победил мой прежний страх. — Павел замолчал, поглаживая эфес своей наградной, Георгиевской сабли.
— А, я, наверное, никогда не испытаю, что значит участвовать в бою. — грустно вздохнул Александр.
— Не печалься Александр, это не твоё. Тебе предстоит управлять Российской империей, а это дело куда сложней и ответственней чем рубиться в конной атаке. У каждого свой крест. В углу всхрапнул Илья, уснувший под мерный стук копыт.
— Вот тебе и страж, — усмехнулся Павел.
Последний гость ушел. Аслан, решил сменить повязку, заметив кровь. Я пристальнее взглянул на рану — она потемнела, края распухли. — Яд…– Мысль возникла внезапно, но с леденящей ясностью. Всё встало на свои места: внезапный упадок сил, потеря сознания — не от перенапряжения. Волна паники подкатила к горлу, но я подавил ее, заставив разум работать. — Анализируй.
Прислушался к организму: сердцебиение учащенное, но не сбивчивое, голова тяжелая от спиртного — ничего сверхъестественного. Никаких признаков отравления. Боль в ране была, но не выходила за рамки ожидаемого. В памяти всплыл тот жгучий глоток спирта… и как я дважды обрабатывал рану этим же раствором после схваток.
— Следовательно, Донвер отравил клинок, — размышлял я, — но яд не подействовал в полной мере. Почему? Может я нагоняю страха. Не было никакого яда?
Оставалось лишь лежать в темноте, размышляя о неопределенности завтрашнего дня. Накопившаяся усталость и нервное истощение взяли верх, и я провалился в тревожный, сон.
Глава 23
Помощник главного военного прокурора Главного военного суда, действительный статский советник Барышев Ульян Самсонович пребывал в отличнейшем настроение. Все текущие дела были в производстве, никаких сложностей не предвиделось. В кабинет вошёл секретарь.–Ваше превосходительство, к вам полковник жандармского корпуса Лукьянов, по срочному делу.
— Проси, — недовольно буркнул Барышев. Визиты жандармов всегда приносили только неприятности.
В кабинет, чуть ли не строевым шагом, прошёл подтянутый полковник в сопровождении молодого корнета.
— Ваше превосходительство, полковник отдельного жандармского корпуса, Лукьянов. — Коротко поклонился.
— Чем обязан? — с раздражением в голосе ответил Барышев.
— Ваше превосходительство, дело полковника графа Иваново–Васильева, находится в производстве под вашим надзором?
— Да, полковник, а в чём собственно дело? Почему этот факт заинтересовал вас? — насторожился Барышев.
— Ваше превосходительство, в материалах дела должно значиться, что полковник граф Иванов-Васильев предъявил во время разбирательства именной серебряный жетон в золотом окаймлении?