Собрав все бумаги, он отправился в Управление Отдельного корпуса жандармов и доложиться генералу Дубельту.
— Здравия желаю, ваше превосходительство! — Лукьянов зашёл в кабинет коротко кивнув.
— Здравствуйте, Лев Юрьевич. Я вас слушаю. — Дубельт, не отрываясь от бумаг, жестом пригласил сесть.
— Леонтий Васильевич, во исполнение высочайшего повеления об изъятии сведений по делу графа Иванова-Васильева, я попутно ознакомился и с делом обер-интенданта Смолина. Обнаружились новые обстоятельства, способные в корне изменить его суть.
— И что же это за обстоятельства? — Генерал наконец поднял взгляд.
Лукьянов молча положил на стол заверенную копию рапорта. Дубельт, достав пенсне, внимательно прочел. Лицо его оставалось непроницаемым. Закончив, он отложил бумагу и устремил на Лукьянова испытующий взгляд.
— Если память мне не изменяет, в докладе Куликова этот самый Анукин проходил, как начальник финансового отделения канцелярии Смолина. Он признал вину и умер. Обвинять же самого обер-интенданта напрямую, как я понимаю, прокурор не может — прямых доказательств его вины нет? Я верно улавливаю суть, Лев Юрьевич?
— Так точно, ваше превосходительство. Надзор над производством обоих дел ведет действительный статский советник Барышев, первый помощник Главного военного прокурора. Судя по его… настроенности, он намеревался выставить дело графа Иванова-Васильева, как особо значимое, показательное. Естественно, с максимально возможной строгостью наказания.
Дубельт задумался, постукивая перстнем по столу. Лукьянов терпеливо ждал ответа.
— Дело графа Иванова-Васильева, — наконец отчеканил генерал, — сдать в Особый архив под грифом «Секретно». И подключите Куликова к пересмотру материалов по Смолину в свете этих… новых обстоятельств. Чую, тут нечисто с этим обер-интендантом. Дурно пахнет.
— Слушаюсь, ваше превосходительство! — Лукьянов встал, готовясь к выходу.
— Да, Лев Юрьевич, по поводу смотра отряда Малышева. Все подготовлено?
— На четверг, как и планировалось, ваше превосходительство. В усадьбе, где они расквартированы. Назвали база «Отряд ССО».
— Предупреждаю заранее, — Дубельт слегка наклонился вперед, — помимо оговоренного состава, изъявили желание присутствовать цесаревич Александр Николаевич с великим князем Павлом Николаевичем.
— А это еще зачем?.. — невольно вырвалось у Лукьянова, и он тут же сжался внутренне.
Дубельт медленно поднял глаза. Взгляд его был холоден и чуть насмешлив.
— Лев Юрьевич, — произнес он с легкой укоризной, — у вас будет прекрасная возможность спросить об этом у их императорских высочеств… лично.
— Виноват, ваше превосходительство! — Лукьянов покраснел, осознав всю глубину своего промаха. Он резко вытянулся по стойке «смирно».
Лукьянов нашел Куликова в тесном кабинете на первом этаже. Поздоровавшись, он сразу перешел к сути, подробно изложив последние новости и вручив заверенную копию рокового рапорта.
— Так, так… — Куликов нахмурился, пробегая глазами строки о смерти Анукина. Лицо его стало жестким. — Смолин был в Петербурге… — Он отложил бумагу и посмотрел в окно, словно ища ответ в сером небе. — Выходит, опасения Кудасова за свою жизнь были не напрасны. — Голос Куликова звучал сухо, без тени сомнения. — Значит, в Тифлисе остался тот, кто «помог» Анукину одуматься и… написать покаянную записку. — Он с силой ткнул пальцем в рапорт. — Предположение Петра Алексеевича оправдывается: за всеми этими тонкими махинациями стоит тень. Кто-то совершенно неизвестный, кого знал, вероятно, только сам Анукин. И, судя по всему, этот некто действует решительно и безжалостно. — Куликов тяжело вздохнул, обхватив ладонью подбородок. — Как теперь выйти на него… Вот вопрос, на который у меня пока нет ответа.
— Может поговорить с Петром Алексеевичем, у него всегда свой взгляд на события.
— Вы правы, Лев Юрьевич, едемте.
После обеда я играл с сыном в гостиной, Катерина, Ада, Мелис и Лейла сидели в комнате Мелис и что-то бурно обсуждали. Скорее всего о предстоящей свадьбе. Нам предстояло навестить бабушку Михаила и представиться ей. Загородное имение её брата было полностью предоставлено ей. Брат с семьёй редко проживал в нём. Оно было давним владением семейства Столыпиных. Дима, как обычно, не выпускал крест из рук и что-то говорил мне на своём языке активно хватая меня за ухо или нос.