Мои записки и мысли по поводу контрразведывательной деятельности явно заинтересовали генерала Леднёва. Он попросил меня изложить своё мнение безо всяких ограничений. «Только без фантастических прожектов», — оговорился он. Мы долго обсуждали подрывную деятельность неизвестного нам одиночки, который сумел нанести столько урона Кавказскому корпусу.
— А сколько таких… в рядах армии в целом? — задал я генералу неудобный вопрос.
— Вынужден признать вашу правоту, — задумчиво произнёс Леднёв. — Не зря Шувалов в своё время настаивал присмотреться к вам. Но, к моему глубокому сожалению, обстоятельства сложились так, что сейчас, даже если бы Главный суд привлёк вас к ответственности по самому подложному обвинению, я не смог бы отстоять вашу правоту. Наши возможности несравнимы с правами и полномочиями жандармского корпуса. Признаюсь, мы отслеживали вашу деятельность с самого начала, и я впечатлён вашими достижениями. С полной ответственностью заявляю: я бы поручил вам организацию контрразведывательной службы в составе Генерального штаба. — Леднёв вздохнул, и в его словах чувствовалась искренняя горечь.
— Ваше превосходительство, — отозвался я, — все эти «если бы» да «возможно бы»… Пустые сожаления. Что мешает нам решать подобные проблемы сообща, в тесном сотрудничестве? Ничто, кроме межведомственной неприязни. Хотя на словах мы служим одному делу. Или я не прав? К чему разжигать отвращение к жандармским чинам среди армейских офицеров? Согласен, не все в жандармском корпусе достойно несут своё звание. Но разве среди армейского офицерства мало таких же разгильдяев? Молчите. Вот в чём вся загвоздка! — резко оборвал я. — Все, всё понимают, но никто ничего не делает. Полноте, ваше превосходительство, дальше — пустые рассуждения. Вы послали депешу в ваши подразделения?
— Да, — кивнул Леднёв. — По получении её они немедленно начнут проверку по вашим ориентирам. Полковник Желтов — офицер опытный и толковый. Надеюсь, в ближайшее время получим от него сведения, кои нас интересуют.
— Благодарю, ваше превосходительство, за внимание, — сказал я, готовясь откланяться.
— Надеюсь, Пётр Алексеевич, наша совместная работа вас не затруднит? — спросил генерал, и в его голосе прозвучала искренняя надежда.
— Нисколько, — отвечаю я. — Всегда рад помочь. Честь имею.
Глава 30
Пришло официальное приглашение на свадьбу Михаила и Лидии. Бабушка, Елизавета Алексеевна, не поскупилась, но круг гостей был строго очерчен: лишь самые близкие друзья и родня. Родни, впрочем, набралось изрядно. Я со всем семейством, Андрей со своим кланом, граф Васильев и Иван Федорович Тютчев, служивший у графа. Тютчев горел желанием познакомиться с молодым дарованием — Михаилом Лермонтовым, чьим творчеством искренне восхищался. Визит его Елизавета Алексеевна приняла с явным благоволением. Ей несказанно польстило присутствие столь важных особ со стороны невесты: князей Долгоруких, графа Васильева. Поразили старую даму и мы с Катериной и Адой: полковник, Георгиевский кавалер… Но истинный ужас, смешанный с изумлением, вызвала, пожалуй, моя свита — молчаливые ухорезы со взглядами хищных волков.
— Мишенька, а что, у вас там все такие… казаки? — прошептала бабушка, опасливо косясь на моих бойцов.
— Ну что ты, бабушка, это ещё агницы, — съязвил Михаил, шутка его вышла плоской.
Миша и Лейла составляли ослепительно красивую пару. Миша, возмужавший и окрепший, в парадной черной черкеске с серебряными эполетами, орденом Станислава и наградной шашкой, выглядел истинно мужественно. Лейла, юная и прекрасная, в белом платье с кавказскими мотивами, доминировавшими в ее наряде. Все счастливые невесты прекрасны, но Лейла сияла особенно. Катерина любовалась ими с грустной улыбкой. Затем началось свадебное застолье — чинное и на удивление скучное. Небольшой оркестр наигрывал что-то спокойное, камерное, словно для лучшего пищеварения. Танцы не задались. Желающих нашлось всего пять пар. Они кое-как прошлись мазуркой, попытались еще что-то — и выдохлись. Лейла не умела, Мара не горела желанием, Катерина тоже. К середине торжества веселье окончательно угасло. Миша, весь вечер не сводивший восхищенного взгляда с Лейлы, вдруг встал и громко объявил: