— А ну не рыпайся, подлец! Встать! — заорал рядовой, видя, как я опускаюсь на край лавки.
— Конечно, конечно, спокойно, господин полицейский… — плавно поднял я руки, демонстрируя полную покорность.
И в этот миг Савва и Паша, воспользовавшись долей секунды, когда взгляды полицейских были прикованы ко мне, молниеносно рванулись вперед. Их движения были отработаны до автоматизма.
Раз… два… три… — пронеслось у меня в голове.
Все было кончено. Урядник замер, зажатый у стены, с широко открытыми глазами и лезвием ножа Саввы у самого горла. Его пистоль бесшумно исчез. Рядовой полицейский оказался в такой же позе под контролем Паши, только его лицо выражало чистый испуг. Возчик за столом, не успев понять, что случилось, с перепугу стал икать.
В этот момент послышался скрип двери. В избу вошел Эркен, подталкивая перед собой еще одного перепуганного полицейского чина.
— На дворе караулил, командир. — Эркен поставил «добычу» рядом с товарищами. — Больше никого.
— Савва, отпусти урядника. — Я сделал короткий жест. — Ко мне, урядник.
Агап Сидорович нехотя подошел, нервно потирая покрасневшую шею. Его уверенность испарилась. Медленно, чтобы не спровоцировать резких движений, я достал из внутреннего кармана жетон. Серебро с позолотой холодно блеснула в тусклом свете свечи. Я поднес его к самому лицу полицейского.
— Знаешь, что это?
Глаза урядника сузились, вглядываясь, потом вдруг расширились от узнавания. Он вытянулся в струнку, лицо побледнело.
— Так точно, ваше… — голос его дрогнул, запнулся, не решаясь закончить титул.
— «Ваше благородие» — достаточно. — Я убрал жетон. — Агап Сидорович, если не ошибаюсь?
— Так точно, ваше благородие! — выпалил он, вытянувшись смирно. Пот стекал по вискам.
— Тише, Агап Сидорович, тише. — Мой голос был спокоен, но не терпел возражений. — Бойцы, отпустите господ полицейских. Никаких эксцессов.
Савва и Паша мгновенно убрали ножи, отступив на шаг. Рядовой полицейский глотнул воздух, будто вынырнув. Возчик Антон за столом затих, следя за происходящим выпученными глазами.
— Так вот, Агап Сидорович, — продолжил я, понизив голос до конфиденциального, — я провожу внеплановую проверку бдительности дворцовой охраны. Спецоперация. О сегодняшнем происшествии — полный молчок. Забудьте, как страшный сон. На будущее, учтите: для проведения подобного задержания нужно больше людей. Лучше — привлечь жандармов. Один в поле не воин, даже с пистолем. Верните оружие уряднику.
— Так точно, ваше благородие! Понял. — Урядник кивал, стараясь сохранять выправку. — Об остальном не извольте беспокоиться! Так… так мне доложить по начальству? — в голосе его сквозила надежда на инструкции.
— Категорически не стоит, Агап Сидорович. Операция строго секретная. Ваше начальство будет проинформировано в свое время и в должном порядке. Сверху.
— Понял. Разрешите удалиться, ваше благородие? — Он уже мысленно был за дверью.
— Можете быть свободными. И да… — я слегка кивнул, — благодарю вас за бдительность, урядник. Служба есть служба.
Полицейские, не смея переглянуться, почти бесшумно выскользнули из избы. Тяжелая дверь захлопнулась. В комнате повисло напряженное молчание. Я медленно повернулся к столу. Возчик Антон сжался в комок, ожидая расплаты. Его пальцы белели от силы, с которой он вцепился в край стола.
— Теперь с тобой, Антоха. — Мой взгляд остановился на нем, тяжелый и неумолимый.
Он съежился еще больше, готовый к удару или окрику.
— За бдительность и верность гражданскому долгу, — голос мой стал чуть мягче, но оставался официальным, — объявляю тебе благодарность, Антон.
Мужик остолбенел. Медленно, как скрипучее колесо, в его мозгу повернулась мысль: благодарят? Растерянность сменилась недоверчивым облегчением. По лицу поползла смущенная, нелепая улыбка.
— Да чего уж, ваше… благородие… — забормотал он, — я ж, как положено, городовому доложил. Засомневался я… — он робко кивнул в сторону Саввы, — как он меня на злоумышление стал подбивать… Недоброе чуялось…
— За бдительность, — перебил я, подчеркивая слова, — награждаю тебя премией. Десять рублей ассигнациями. — Я достал из бумажника десяти рублёвую купюру и положил ее на стол перед ним со звучным шлепком ладони.
Антон «расцвел» на глазах. Страх как рукой сняло. Он осторожно, почти благоговейно, протянул дрожащие пальцы, поддел ассигнацию, словно она могла испариться, и крепко зажал ее в кулаке.
— Благодарствую, ваше благородие! Крайне признателен! — Он готов был кланяться в пояс.