Полковник одобрительно кивнул. В очередной раз он мысленно похвалил себя за то, что когда-то заметил этого способного поручика в Московском жандармском управлении и добился его перевода в свою, Первую экспедицию. Инициатива и умение анализировать, просчитывать наперёд следующие шаги, были в нем редкими качествами.
— Отлично, Арсений Олегович, — сказал Гессен, откладывая папку. — Уделите особое внимание всем её связям и контактам за последний год. Даже тем, что на первый взгляд покажутся незначительными.
— Слушаюсь! — Короткий, точный кивок головы — и штаб-ротмистр бесшумно вышел из кабинета, оставив полковника наедине с досье, в котором наконец-то появилось имя.
В Гессене пробудился интерес, и желание работать. Есть отправная точка, остальное зависело от него и его сотрудников. В профессионализме своих людей он не сомневался.
В пятницу, ровно в три часа пополудни, граф Бенкендорф был допущен в кабинет императора. Он застал Николая Павловича беседующим с наследником, цесаревичем Александром, и великим князем Павлом.
— Здравия желаю, Ваше Императорское Величество. Здравия желаю, Ваши Высочества, — отчеканил Бенкендорф, коротко кивнув.
— Здравствуйте, Александр Христофорович, — обернулся к нему государь. — Я вчера ознакомился с вашим докладом. Неужели есть новые обстоятельства по делу Сулимовой?
— Так точно, Ваше Величество. Обстоятельства чрезвычайной важности. И, осмелюсь сказать, заставляющие глубоко задуматься о корнях сего злодейского умысла.
— Мы вас внимательно слушаем, — император откинулся в кресле, пристально глядя на шефа жандармов. Оба великих князя насторожились.
— Вчера, начальник первой экспедиции, полковник Гессен, представил дополнительные сведения. После тщательной разработки связей подозреваемой был вскрыт факт её теснейшего общения с неким Жаровским, Яковом Семёновичем, который на протяжении последнего полугода проживал в её квартире. У полковника Гессена сложилось твёрдое убеждение, что под этой фамилией скрывается не кто иной, как Вайсер, Яков Самуилович.
Бенкендорф сделал театральную паузу, давая высочайшим слушателям вникнуть в суть.
— Бывший студент Горного института. На третьем курсе отчислен за подстрекательство к студенческим волнениям. Известен как создатель и главный идеолог подпольного общества «Свобода и революция». Братья Вайсеры — выкресты, крещёные евреи. Отец — владелец преуспевающей ювелирной мастерской в Москве, имеет магазин и здесь, в Петербурге. Семейство весьма состоятельное. Более того, младший брат является учредителем Лионского сберегательного банка в Париже и курирует его московский филиал.
— Продолжайте, — сухим тоном произнёс Николай I.
— После первого ареста Якова Вайсера отец внёс крупный залог и штраф, публично отрёкся от сына и выслал его во Францию. Точных сведений о его деятельности в Европе у нас нет, но, полагаю, связи с революционными кругами там он только укрепил. Для розыска и разработки этой нити я подключил полковника Лукьянова. По словам соседей и знакомых Сулимовой, этот Жаровский-Вайсер не просто жил у неё, но и полностью её опекал: оплачивал жильё, содержание, все её нужды.
— Таким образом, вы полагаете, что истинным вдохновителем и организатором покушения был этот Вайсер? — вступил в разговор Великий князь Павел, до этого внимательно слушавший. — А Сулимова — лишь слепая исполнительница, пешка, которой ловко воспользовались, сыграв на бедственном положении её семьи?
— Ваше Высочество изволили понять суть дела, — кивнул Бенкендорф. — Пока я не могу утверждать с абсолютной уверенностью, это предмет следствия. Но все нити ведут к нему. Все службы империи оповещены, розыскные ориентировки разосланы. Надеюсь, его задержат в ближайшее время. Эта зараза может дорого стоить империи, ваше величество, учитывая постоянные брожения среди молодёжи высших учебных заведений, наших либералов и около них толкущихся деятелей Мельпомены и Калиопы. — скривился Бенкендорф.
— Не любите вы Александр Христофорович, служителей муз. — улыбнулся Павел, услышав конец фразы и реакцию Бенкендорфа.
— Отчего, ваше высочество. Очень люблю слушать военные оркестры, хорошие стихи, а не грязные и пошлые пасквили. Тот же Лермонтов. Замечательное стихотворение «Бородино». Мои подчинённые просто в восторге от песен графа Иванова–Васильева, «Катюша» и «Эх, дороги». Так что ваше замечание не справедливо по отношение ко мне. — Ответил Бенкендорф с непроницаемым лицом.
— Хорошо, Александр Христофорович, — прервал император никчемный спор. — Прошу вас докладывать мне немедленно если появятся новые подробности.