Глава 32
Набег Абдулах-амина стал для нас ошеломляющим и неожиданным ударом. Парадокс был в том, что мы его ожидали, но это не сделало его менее внезапным. Командование линии, оказались подобно коммунальным службам, которые знают о неизбежности зимы, но каждый раз первый снегопад застает их врасплох.
Абдулах-амин начал свою операцию на месяц раньше предполагаемого срока. Она была блестяще спланирована, а исполнение горскими формированиями можно было назвать образцовым. За всем этим чувствовалась рука грамотного и сведущего в военном деле человека. Каждый шаг был тщательно просчитан с учётом горского менталитета и боевых возможностей его отрядов.
Однако это понимание пришло к нам слишком поздно, уже после того, как мы понесли тяжелейшие потери — материальные, человеческие и, что самое горькое, репутационные. Командующий Кавказским корпусом был взбешён нашей неудачей. Но это осознание, как и гнев командующего, настигли нас потом, когда стихла буря того провального месяца и появилась возможность наконец проанализировать произошедшее в спокойной обстановке.
Шестого августа две сотни батальона, батарея из пяти гранатометов, разведывательный взвод и два десятка бойцов из сотни Азамата двигались в направлении Картаха, центрального селения Хайбулы.
Андрей с второй батареей гранатомётов и тридцатью стрелками последовал к сотне Веселова. Ему предстояло принять командование над тремя сотнями, которым ставилась задача прикрыть передовую Сунженской линии. К счастью, к гранатомётам успели изготовить по пятьдесят выстрелов на ствол, что вселяло в меня некоторую уверенность в положительный исход нашей операции.
Хайбула встретил меня с видимым облегчением. Пока сотни разбивали лагерь, он сразу же прибыл для встречи.
— Салам алейкум, Пётр!
— Ва алейкум ас-салям, Хайбула!
— Лазутчики принесли тревожные вести. Наёмники выступили в набег.
— Как выступили? — встрепенулся я. — Тебе доносили, что в конце августа, а сегодня только девятое.
— Так и есть, но человек от Хамида сообщил, что они уже выдвинулись и через три дня будут у Адиль-отара.
— Паша, Трофима и Лермонта — ко мне! — скомандовал я.
Подошедшие сотники молча выслушали тревожные новости.
— Выступаем с рассветом, — коротко отдал я приказ. — Через полтора суток мы должны быть у Адиль-Отара. Свободны.
— Пётр, у меня в распоряжении две с половиной сотни конных воинов и около сотни пеших ополченцев, — обратился ко мне Хайбула, когда сотники отошли. — Скольким выступать с тобой?
— Конные сотни встанут второй линией за мной и будут отбивать тех, кто прорвётся через нас. Остальные останутся для прикрытия Картаха.
— Хорошо, я поведу конных, — кивнул Хайбула.
Путь занял у нас ровно полтора суток. Когда колонна показалась у Адиль-Отара, встречать её высыпало всё селение — от мала до велика. Меня поджидала группа старейшин и воинов. Я направил коня к ним.
Старейшины Расул и Алибек, воины Адам и Джоха во главе с Магомедом ответили на моё приветствие с подчёркнутой, достойной уважения сдержанностью.
— Мы рады приветствовать вас, господин полковник, — произнёс Адам. — Просим в селение, мы ждали вас.
Приказав сотникам разбить лагерь, я последовал за старейшинами. В доме, где собралось не меньше двадцати человек, я сразу ощутил напряжение, которое неприятно отозвалось тяжким предчувствием где-то в глубине души.
Едва все расселись, слово взял незнакомый мне пожилой старейшина.
— Я Самад из Туслара, — представился он. — На прошлой встрече меня не было, но я в курсе всех договорённостей. Мы обещали готовить мирный договор, но вышло иначе. Наш совет постановил не вмешиваться в вашу распрю с Абдулах-амином. Ты, Хайбула, иди своей дорогой, а у нас — своя. И вы, господин полковник, — он повернулся ко мне, — можем не опасаться нашего вмешательства. Мы не желаем вражды с русским царём и обещаем не поднимать на вас оружия. Надеемся на ваше понимание. Решение принято, и мы просим вас покинуть наше селение.
Я встретился с ним взглядом и уловил в его глазах едва заметную, но торжествующую нотку. С трудом подавив раздражение и злость, разгоравшиеся в груди, я старался сохранить спокойствие. Расул и Алибек, прежде ратовавшие за договор, смотрели в пол. Сказать, что я был выбит из колеи, — значит, ничего не сказать. Все взгляды были прикованы ко мне и Хайбуле, ожидая нашей реакции. Хайбула, в отличие от меня, не смог сдержаться и был готов взорваться от негодования. Я положил ему руку на плечо, давая понять: молчи.