- Сядь на скамью и жди, как тебе велено, о человек, - сказал Рейхан. И не серди хозяек этого дома.
Тут лишь Мамеду пришло на ум, что раб чересчур непочтителен, и даже со старухой он говорил так, как если бы был одним из хозяйских сыновей, а не купленным рабом. А богато украшенная отшлифованными камнями рукоять длинного ханджара еще больше укрепила Мамеда в его подозрениях, ибо он, как человек придворный, знал цену камням и хорошему оружию.
Пока Мамед разглядывал подозрительного раба, старуха ушла и в непродолжительном времени выглянула в окно.
- Нет нам больше нужды в тебе, о рассказчик, - обратилась она к Мамеду. Возвращайся туда, где мы тебя взяли, и вот тебе за хлопоты.
Из окна вылетел завязанный узлом платок, и звякнул о каменную плитку, одну из устилавших двор, и Мамед понял, что в платке несколько монет. Он подобрал деньги, и обнюхал платок, и нос его уловил запах дорогих курений.
- А ты, о Рейхан, пойдешь с ним следом, и найдешь хозяина книги, по которой этот несчастный читал свою историю, и купишь эту книгу за любую цену! - перебил старуху звонкий женский голос, и обладательница его была молода годами, но уже приобрела привычку приказывать.
Мамед немало лет посещал дворец, и ему доводилось слышать разные женские голоса из-за парчовых и шелковых занавесок, и он гордился тем, что по голосу и выговору мог определить, откуда привезли певицу - из Синда, из Медины, из Кандахара, а также где ее обучали - в Мекке или в Вавилоне. Голос этой женщины, казалось, никогда не покорялся плавному течению мелодии и ее прихотливому ритму. Мамед даже подумал было, что такой голос скорее подстать юноше, привыкшему, играя в конное поло, перекликаться с игроками своего отряда. И смутил его выговор незнакомки, по которому невозможно было определить, откуда она родом, однако же ясно было, что женщину привезли издалека.
Вместо того, чтобы, поблагодарив за платок, поспешить к Саиду, Мамед замер, как нарисованный, и вдруг на губах его, еле видных из-под длинных
усов, того же качества, что и борода, обозначилась радостная улыбка.
- На голове и на глазах, о госпожа! - отвечал Рейхан. - Я пойду с рассказчиком, а вы заприте ворота, и пусть ни одна из невольниц не выходит! Пойдем, о рассказчик. Не стой посреди двора, как упрямый ишак, иначе я возьму тебя под мышку и вынесу, как сундук.
И они вышли из ворот, и ворота за ними немедленно замкнули, и Мамед, поспешая за Рейханом, несколько раз обернулся, запоминая дорогу. Он уже не удивлялся тому, что чернокожий великан даже не взял у своих хозяек денег, чтобы приобрести книгу. Очевидно было, что Рейхан имел при себе столько, что хватило бы на много таких истрепанных книг, как у Саида, в переплетах совсем от других сочинений, давно истлевших.
Они пришли к воротам хаммама, чей высокий черный купол с круглыми окнами был виден издалека, и обошли его, и углубились в переулок, и вошли в дом, где поселился рассказчик Саид, но ни его, ни книги не обнаружили, а невольница Ясмин тоже не смогла сказать ничего вразумительного, и Мамед заподозрил, что причиной тому - кувшинчик со сладким хорасанским вином. По ее словам, ее хозяин Саид как вышел после третьей молитвы вместе с Мамедом, велев ей приготовить ужин, так более и не возвращался, и его книга, подстилка и скамеечка - равным образом.
- Может быть, его пригласил кто-то из слушающих, и взял его в свой дом, и он там рассказывает истории для семьи того человека за хорошие деньги? предположил Мамед. - Или же он пошел по своим делам и, не заходя домой, вернулся к хаммаму, а теперь созывает слушателей, сердясь, что я куда-то запропал, и призывая на мою голову все кары Аллаха!
- Вернемся к хаммаму, о рассказчик, - сказал Рейхан, и это был голос человека, привыкшего повелевать.
Но и там не обнаружили они Саида, невзирая на то, что собралось немало желающих послушать продолжение истории.
- Погоди, о Рейхан! - воскликнул вдруг Мамед. - Клянусь Аллахом, я вижу, кто нам поможет в наших поисках! Вот стоит банщица из хаммама, закутанная не в изар, а в какую-то драную тряпку! Саид не раз говорил мне: "Посмотри на эту бездельницу, о Мамед! Вместо того, чтобы делать дело, к которому приставил ее хозяин хаммама, она так и норовит выскочить ради моих историй, накажи ее Аллах! " Может быть, Саида позвал в гости хозяин хаммама?
- Ты прав, о рассказчик, - сказал Рейхан, и подошел к банщице, и обратился к ней:
- О сестрица, не видела ли ты, куда ушел человек, рассказывающий обычно здесь, на возвышении, диковинные истории?
Но банщица вместо того, чтобы ответить, вдруг опрометью кинулась к воротам хаммама.
Рейхан и Мамед в недоумении переглянулись.
- Неужели Аллах поразил ее безумием? - удивленно спросил Рейхан, хотя рабам полагалось бы молча ждать, что скажут свободнорожденные.
- Нет, о Рейхан, - сказал Мамед, обернувшись. - Это идет хозяин хаммама, и она просто испугалась. Сейчас я спрошу, не видел ли он Саида...
Тут Мамед замолчал, хотя самое время было бы поклониться хозяину хаммама, подошедшему к нему совсем близко.
Это был статный и красивый мужчина, обладатель черных глаз и сходящихся бровей, с аккуратно подстриженной бородой, и облик его внушал почтение, но странным показался Мамеду сверток, что хозяин хаммама нес под мышкой. А нес он немалой величины предмет, обернутый старым шелковым платком, и с края платок разошелся, и виден был угол книжного переплета, и свисал заложенный между страниц плетеный шнурок, желтый с голубым.
Хозяин хаммама быстрым взглядом смерил Рейхана и Мамеда и, ловко скользнув между ними, исчез в воротах раньше, чем Мамед опомнился от своей растерянности.
- Не нужно было мне сегодня пить это вино из фиников, - сказал Мамед Рейхану, как бы оправдываясь за свою нерасторопность и свое изумление. Воистину, покарал меня Аллах, лишив всякого соображения! Идем, о Рейхан, догоним его!
- Ты прав насчет соображения, о господин, - отвечал ему Рейхан, - и если мы сейчас войдем в хаммам, то поднимем шум на весь город. Ведь сегодня там женский день.
- Я напрочь забыл об этом, о Рейхан... - пробормотал Мамед. - Странные дела творятся сегодня со мной попущением Аллаха великого. Неужели все это из-за кувшина финикового вина, которое и вином-то по-настоящему назвать нельзя, ибо оно - не из винограда? Я всегда полагал, что оно дозволено правоверным...
- Очевидно, тебе, о господин, лучше было бы сегодня обойтись молоком, заметил Рейхан.
- Да, бывало, что пили люди молоко, являя тем самым свою глупость, особенно если владела ими скупость или у них были слабые поджилки, сердито отвечал Мамед, - но мы, слава Аллаху, не из таких!
И Рейхан низко склонил голову, как бы признавая превосходство Мамеда над презренными, пьющими молоко, но поскольку чернокожий был великанского роста, а Мамед - роста невеликого, то и увидел несостоявшийся рассказчик, что поклон был всего лишь способом скрыть внезапную и неудержимую улыбку.
* * *
Сбежавшая от Мамеда с Рейханом банщица влетела в ворота хаммама, едва не сорвав висевшую перед входом занавеску - знак того, что в этот день баня принадлежит женщинам. Она столкнулась с выходящими из раздевальни посетительницами, отскочила назад, извинилась и вжалась в стенку. Банщица была уверена, что хозяин не воспользуется главным входом, чтобы не смутить женщин, которые еще не закрыли своих лиц покрывалами и изарами, и все же испуг ее был велик.
- Что ты мечешься, о Джейран, порази тебя Аллах? - спросила ее служительница, сидящая у самого выхода, чтобы собирать у выходящих деньги.Ты точно старуха, что выжила из ума, и не отличает четверга от субботы! Беги в парильню, о несчастная! Тебя заждалась богатая посетительница! Да не смотри на меня так, о исчадье шайтана!