— Мои тоже не говорят. Я им на своем, они на русском, — произнесла одна из собравшихся.
В это время вернулась Чамастак с одним стаканом на подносе.
— Баху крепче надо.
— Дильа абчIи, я же говорила, — нахмурилась хозяйка, доставая шумовкой из кипящей воды вареные хинкал с молозивом.
— Честно говоря, — возмущенным полушепотом обратилась Манарша к окружающим, — Баху ведет себя, как ханша. На всех мавлидах всегда она главная, на всех зикрах всегда она читает. Очень любит «лиля» заводить, и кушает за троих! Она в эту миску с хинкалом сейчас чуть сама не упала, я говорю!
Женщины тихо засмеялись.
— Вот ты даешь, Манарша!
— А что, неправда что ли? — возразила та, распуская улыбку во все белое лицо.
— А где Урузма? — вдруг спросила хозяйка.
Женщины засуетились. Старуха заговорила на аварском о том, что Урузма сегодня непременно обещала прийти попеть «лиля». Кто-то предложил отправить за Урузмой девочек и те, возбужденно шепчась, пошли к выходу. Наиду подняли с места и послали вместе со всеми.
— Только поскорей! — крикнул кто-то — скоро опять зикр начнется!
Туман почти рассеялся. Верхушки гор очистились еще не до конца и выглядывали из белого неба темно-зелеными пятнами. Во дворе вдоль окон стояли длинные деревянные скамейки, где сидели соболезнующие мужчины.
— Быстро идем, а то смотрят на нас, — говорили девушки, оглядываясь друг на друга.
— Ты меня знаешь? Меня Эльмира зовут, — сказала смуглокожая, оглядывая Наиду с ног до головы, — я тебя на Арсенчика свадьбе видела, ты еще в красном платье была.
— Наверное, — улыбнулась Наида.
Когда вышли за ворота, Эльмира насмешливо обернулась к девушке, резавшей помидоры:
— Саида, там твой жених сидел.
— Завидуешь? — улыбнулась Саида.
— А платье выбрали? — спросила ее Бика, откидывая назад длинные волосы.
— Такое саулское платье! — зажглась Саида. — Кофейное, за 150 тысяч взяли, с японским шлейфом. Здесь, короче, корсет, здесь — ручная вышивка, жемчуг, сваровски, туда-сюда. У меня подружка когда замуж выходила, она в Москву ездила за платьем, но там таких шикарных нет, как в наших салонах. Купила лажовое, без шлейфа. Жених оплатил.
— Да, у некоторых женихи и машину сами оформляют, — мечтательно затянула Бика. — А прическу знаешь где делать?
— В «Карине» думаю, у Зумруд.
— У Зумруд не делай, — покачала головой Бика. — Она всем одинаковые делает, на лицо не смотрит. И знаешь, что я тебе посоветую? Татуаж губ.
— Не-е-ет, больно же, Бика!
— Тебе укольчик сделают, больно не будет, не верь! — начала Бика, но низенькая Чамастак шикнула:
— Не кричите, вы же на букIон приехали! Твоя косынка где? — обратилась она к Бике.
— А я на мавлидах не сижу, мне можно без косынки, — пробурчала Бика.
— Слышите, что она говорит? — поразилась Чамастак, всплескивая руками.
Наида прервала ее:
— Кто такая Урузма?
— Первая жена Хасана, мунагьал чураяв. Она с ним только год прожила, еще до войны.
— А почему так мало?
— Не нравилась ему. Родители его жениться заставили. Он чуть-чуть пожил с ней, а потом отослал.
Наида скользила по мокрым после дождя камням, цепляясь за стены с высеченными кое-где спиралями и арабскими надписями. В старой части села все дома сливались в одну единую каменную крепость с узкими улочками и арочными переходами. За дверными провалами необитаемых жилищ просвечивали длинные срединные столбы, черные от многовековой копоти. Урузма жила в одной из трехэтажных башен с маленькими не застекленными окошками и плоской крышей, которую она укатывала бетонным катком.
Сюда — позвала Чамастак, и они поднялись по ступеням в просторную темную комнату с большими деревянными ларями по углам. Под потолком висели сушеные пучки зверобоя, полыни и крапивы, на стенах — деревянные ящики для кухонной утвари с унцукульской резьбой.
Урузмы не было.
— Может, в поле пошла? — тяжело выдохнула Эльмира.
— Сегодня не могла она пойти, сегодня третий день, — откликнулась Чамастак.
Вышли. Плоские, кое-где провалившиеся крыши уходили вниз по склону. Чуть ниже белели новые постройки с огородами. Внизу шумела река, а напротив, вынырнув из-за тумана вставала высокая лесистая гора.
С соседней крыши за ними наблюдала похожая на монахиню старушка в черном чохто.
— ГьурчIами![9] — обратилась к ней Чамастак на аварском. В ответ старушка охотно заговорила и, расспросив подробно про всех девушек, кто они и чьи, и откуда приехали, сообщила, что Урузмы сегодня не было с раннего утра.