Степанков увидел, как женщина зажмурилась, потом открыла глаза, повернулась и пошла было вниз, на ходу вытирая слезы. Но пройдя несколько шагов, она остановилась, выпрямилась и решительно направилась на прежнее место.
Степанкову была видна ее прямая спина в пуховом платке. Бабки болтали о чем-то, мальчишка-газетчик атаковал прохожих.
Степанков застыл. Степанков не мог двинуться с места. Степанкову мучительно хотелось подойти к незнакомой женщине, зарыться лицом в мягкий пух, вдохнуть знакомый запах и сказать: «Мама…». Он чувствовал этот запах отсюда, издали. Он почувствовал бы его за тысячу метров среди многотысячной толпы. Шаль непременно должна была пахнуть «Красной Москвой».
Он подошел к женщине, взял ее за локоть. Она испуганно отпрянула. «В чем дело?» - недоуменно произнесла она. Голос ее был хрипловатым, как у человека, который долго молчал. В глазах с покрасневшими веками читался испуг. Она старалась говорить спокойно.
– Можно с вами поговорить?
– Я вас слушаю…
– Здесь неудобно, пойдемте наверх.
Женщина послушно пошла к выходу. На Тверской они вошли в первое попавшееся кафе. В маленьком чистом зальчике у единственного окна, выходившего на улицу, был свободен столик. Здесь они и присели.
Через дорогу, сквозь моросящий дождь и бензиновый туман Степанков увидел освещенные окна «Пирамиды». Там, наверное, тоже у окна сидел тот, к которому он так спешил на встречу еще десять минут назад. Володя оглянулся в поисках официанта. За баром у кассы стояли девушки в красно-желтой форме. Официантов не полагалось.
– Давайте знакомиться? - Володя внимательно посмотрел на женщину.
Она продолжала кутаться в шаль и, словно выглядывая из пушистого кокона, с интересом осматривалась. Сквозь бледность худого скуластого лица проступил румянец. Наконец она внимательно, но с усмешкой взглянула на своего визави.
– Возраст дает колоссальные преимущества, молодой человек. В молодости я бы себя чувствовала по-дурацки. Прикидывала бы, что вам надо. А теперь я заинтригована, но спокойна. Со старухи взять нечего. Меня зовут Зоя Павловна.
– А меня Владимир Иванович Степанков. Простите, как вы уже догадались, я видел, как вы пытались просить милостыню. Ясно, это не ваше основное занятие. Понимаю, это не повод для знакомства, но если вы не против, расскажите, в чем дело? Только, секундочку, - здесь, я вижу, самообслуживание. Что принести?
– Чай с сахаром и пирожок с яблоками, - женщина чуть улыбнулась, - это их фирменное: наш ответ Макдональдсу.
Степанков направился к стойке, и женщина посмотрела ему вслед. Симпатичный, ладный, по-холостяцки ухоженный - все новое, дорогое. Как у ее сына Арсения. Густые светлые волосы, нездешний загар, веселые карие глаза. Теперь она успела рассмотреть его.
Молодой человек вернулся с подносом, поставил стаканчики с чаем и тарелочку с пирожками.
– Знаете, Володя, - можно я вас так буду называть, - раз вам любопытно, значит, это вам нужно. Я расскажу. Действительно, я просила подаяния. И, действительно, делала это впервые. История простая, житейская.
– Ну нет, - подумал Володя, глядя на ее вздрагивающие пальцы, мнущие пластмассовый стаканчик, - не все так просто, как это хотелось показать собеседнице спокойным тоном рассказа.
– Дело в том, - продолжала между тем Зоя Павловна, - что у меня есть внучка. Девочка совершенно особенная. У нее через две недели день рождения.
– И что? - удивился Володя.
– Да-да, конечно, это не повод, чтобы просить деньги на улице. Дело не в самом дне рождения… Все гораздо сложнее… Понимаете, Володя, Лизонька - способная пианистка. Ей двенадцать. Она учится в музыкальной школе. Школа платная. И у нас нет денег на последний класс, на шестой. В другую школу мы ее перевести не можем, но это целая история, вам ни к чему.
– Вы живете вдвоем с внучкой?
– Нет, втроем. Мой сын оставил семью.
– И вы живете с внучкой и невесткой?
– Да. Моя невестка работает переводчиком, берет работу на дом. Зарплата небольшая. Конечно, денег не хватает. Моя пенсия, ее зарплата, пенсия девочки… За учебу приходится платить за год вперед. Мы продали все, что можно было продать. Я собрала все, что у меня было… Не хватает шестисот долларов.
Чай из стаканчика расплескался вовсе. Зоя Павловна стала промокать лужицу салфеткой.
– А отец? Что с ним? Он неплатежеспособен?
«Надо затормозить, не напирать… Что это я, она же не партнер по бизнесу, уклоняющийся от договоренности. Это хоть и незнакомая, но симпатичная пожилая дама. У нее наверняка есть родственники, взрослые дети. Не мое это дело», - думал он, продолжая упорно задавать вопросы, которые при таких обстоятельствах не задавал бы постороннему человеку.
Зоя Павловна грустно смотрела на Степанкова и только плотнее куталась в шаль.
Он же пуще прежнего злился на себя, но ничего не мог поделать - расспрашивал, расспрашивал, расспрашивал.
А там, через дорогу, в широком окне «Пирамиды», грозившей сегодня стать его лобным местом, виделся ему крупный затылок человека, который его ждал.
– Вы торопитесь? - Зоя Павловна успокоилась, разлитый чай впитался в салфетку. - Ничего, все хорошо… Спасибо вам, я просто отвела душу, Теперь понимаю, мой поступок - результат безрассудного порыва. Мы справимся. Невестка не знает, что я вышла попрошайничать. Ей плохо бы стало. Ведь она запретила мне просить деньги у сына. Говорит, что дано, то и дано.
– Я принесу вам свежий чай.
Потом они пили чай и ели яблочные (надо сказать, вкусные) пирожки. Зоя Павловна откинула наконец шаль, мелкими глотками прихлебывала из стаканчика, а Степанков смотрел на ее с мелкими коричневыми крапинками худые руки и видел, что они все еще слегка дрожат. На тонких пальцах со слегка утолщенными суставами не было колец. Такие же руки были у мамы, которая всю жизнь проработала машинисткой в заводоуправлении. Давно не видел он стариковских рук, не разговаривал со старшими. На работе он привык командовать. Там были в основном молодые секретарши, с длинными яркими ногтями, или женщины среднего возраста, чьи руки с пальцами, унизанными кольцами, клали на его стол бумаги на подпись. Не отрывая взгляд от «таких маминых» рук, он рассеянно слушал, как Зоя Павловна не торопясь, но как-то уже безразлично и устало рассказывала ему о сыне. Тот занимался бизнесом, у него была фирма, которая «процветала» и «раскручивалась»; начинал с продажи компьютеров, теперь еще чем-то торгует, она уже не знает, чем. Но иногда видит из окна кухни, как Арсений выходит из своего соседнего подъезда, садится в новую машину и уезжает. Иногда с охраной, иногда с какой-нибудь молоденькой девушкой. Раньше девушки менялись. Последние полгода это одна и та же девушка. Она рада, что у сына все, как видно, хорошо. Но у него такая семья, которую нельзя было бросать.