Для полиции «Шалаш» был особо важным объектом: всякое происшествие тут немедленно аукнулось бы и в правительстве.
Вошел Данилыч и пригласил всех на обед. Нина, вставая, сказала:
— Завтракать, обедать и ужинать будем внизу, в столовой.
Ни Костя, ни Сергей никогда не были в столовой, — тут обыкновенно собирались только по желанию Силая, — и теперь, войдя в нее, были поражены ее необычным, торжественно-величавым видом. В огромном помещении, где разместилась бы большая трехкомнатная квартира, царил полумрак, и только зеркально-черный стол и расставленный на нем веймарский сервиз — кобальтовый с золотом — освещались двумя бронзовыми люстрами с хрустальными подвесками. Перед каждым прибором стояло черное, обитое бордовой кожей кресло с высокой спинкой. Во главе стола кресло было заметно выше других, оно оставалось свободным, а Нина опустилась в кресло напротив. Справа от нее с салфеткой в руке стоял Данилыч, слева сел на задние лапы и величаво задрал голову пес Барон. Нина показала кресло по левую руку Косте, справа от себя посадила Сергея. Глаза ее торжественно блестели, в углах губ блуждала детская шаловливая улыбка.
Как-то незаметно вошел в столовую и словно бы подкрался к столу заспанный, помятый и нечисто выбритый Борис Иванов. Косо оглядев всех, буркнул: «Здравствуйте!» И не понимая значения пустого кресла отца, плюхнулся в него.
Борис видел Костю раза два в Питере, знал, что он брат Анны, — посмотрел на него не так зло, как на Сергея.
— Разрешите вас познакомить: это мой муж Борис Силаевич Иванов, а это братья Воронины — Константин и Сергей.
Борис, заслышав слово «братья», повеселел, кивнул обоим и взял в руку вилку. Поднял взгляд на Данилыча, буркнул:
— Ну, что там?
Данилыч, чуть склонил голову, ответил суховато:
— Сейчас подадут.
Как раз в этот момент в раскрытое окно ворвался железный клекот вертолета, на поляне, прямо перед окном, приземлилась тупорылая птица, и из чрева ее, точно горох, посыпались люди. Их было семь человек. И все они тесной гурьбой устремились к главному входу, но тут им путь преградили полицейские.
— Извините, мы сейчас доложим.
Телефонную трубку взял Данилыч, отвечал не спеша и держал позу премьер-министра.
— Хорошо, я доложу госпоже. Подошел к Нине и стал говорить на ухо.
— Какого черта! — вскинулся Иванов. — Кто тут хозяин? Пусть все проходят.
Данилыч лишь на мгновение поднял на него взгляд, но Нина потянула его за воротник, что-то шепнула на ухо. И Данилыч ушел. И пропадал долго. В это время две женщины принесли огромную суповую чашу и два подноса: один с хлебом, другой с холодными закусками. Поставили на стол и ушли. Еще Силай Иванов завел порядок: суп разливают сами.
А тем временем вернулся Данилыч и сказал: пятеро уехали в Констанцу, а двое…
Подал визитные карточки.
Нина, прочитав их, сказала:
— Малыш и с ним генерал русской полиции Старрок. Чьи это гости?
— Ну, что комедию ломаешь! — вскипел Борис. Повернулся к Данилычу:
— Приглашай к столу!
Данилыч и усом не повел: это был миг, когда и Нина, и он, ее камердинер, должны были утвердиться в своих новых правах.
И они стойко выдерживали характер.
Нина с достоинством проговорила:
— Зовите.
Нина оставалась в четырех комнатах с двумя балконами, выходившими один на море, другой — на Бараганскую степь. Ее спальня помещалась в дальней комнате, в соседней, смежной с нею, на диване укладывался на ночлег Сергей, и еще в одной, той, что примыкала к лестничной площадке, на коврике у двери лежал Барон. Он хотя и страдал от потери хозяина и не ел несколько дней, но стоило появиться Нине и он оживлялся. При виде же Бориса опускал голову, отворачивал глаза и начинал глухо урчать. Нина однажды сказала Сергею: «Силай умер не своей смертью, и пес чувствует, кто его уводил из жизни».
Двери во всех комнатах на ночь закрывались, а пока они еще не были закрыты, на женской половине появился Борис.
Пес рыкнул на него, но шума большого поднимать не стал, лишь вяло поплелся за ним, словно бы хотел удостовериться, за каким лешим он сюда пожаловал. Борис боковым зрением видел сопровождающего, ускорял шаг. В комнате Сергея остановился на минуту, Сергей сидел в кресле, читал книгу. Борис не нашел, что сказать, в недоумении пожал плечами и прошел в комнату жены.
Дверь открыл ногой. И тотчас, опережая его, в комнату скользнул могучий пес и занял боевую позицию возле хозяйки. Нина сидела перед зеркалом на круглом мягком пуфе, обмакивала вату в ароматную жидкость, протирала шею, лицо.