— Конечно, проходи, старик.
— О, да ты как-никак с дамой? — спросил Пес, увидев Викины шмотки, раскиданные в беспорядке по дивану. — Кто эта пышногрудая Валькирия на этот раз?
— Да так, есть девушки в русских селениях.
— Или в еврейских кибуцах. — я обернулся, на внезапно ставший резким и сухим, голос Пса.
— Что?
— Виктория Моисеевна Кацнельсон. — Пес держал в руках Викин паспорт, валявшийся на столе.
— Да это девочка заехала татуху сделать…
— И привезла для этого две сумки вещей! Не темни, ты что ебешься с жидовкой?
— Да, именно этим он и занимается последние пару месяцев! — я услышал за спиной Викин голос.
Мы с Псом обернулись. В дверях стояла в полураспахнутом халате Вика, на ее мокрую грудь свисал золотой магендовид. Лицо девушки пылало.
— Гони эту суку на хуй! Из-за таких, как она, гниют в тюрьмах и окопах миллионы наших белых братьев. Ты совсем что ли ебнулся, друг! — перешел на визг Пес. — Спишь с этой тварью! Разок засадить ради интереса кавказке или даже нигерше, это одно, но съезжаться и встречаться серьезно, тем более с жидовкой, опомнись! Где твоя расовая гордость?!
— А если он меня любит, а я его? Тебя волнует счастье друга? Ты хочешь, чтобы он любил и был любимым? — неожиданно спокойно сказала Вика.
— Счастье с тобой?! Да я за него тебя щас кончу, я тебе напомню Бухенвальд с Дахау, пархатая гадина! — Пес стал угрожающе приближаться к Вике.
Я встал у него на пути.
— Уйди друг, для тебя стараюсь, щас я ее вышвырну, и будем смотреть футбол. — Пес через меня попытался схватить, неподвижно стоявшую в дверях Вику за горло. Я с силой отпихнул его от себя и ударил правым хуком в челюсть. Пес схватился за лицо и с грохотом упал на пол. Снизу истерично забарабанили по батарее соседи. Пес резко вскочил на ноги, с его подбородка сбегала струйка крови. Я заслонил собой Вику и встал в боевую стойку.
— Дай пройти. Ладно, живите, любите, но бритым тебе, дружок больше не быть, уж я тебя пропиарю как следует! Предатель! — с этими словами Пес толкнул меня плечом и пошел к входной двери. Я закрыл за ним и вернулся в комнату. Вика сидела на диване, подвернув под себя смуглые ноги, и тупо смотрела MTV. Я откупорил и залпом выпил бутылку Псовского пива.
— Все, теперь мы оба сожгли все мосты и оказались на бетонном необитаемом острове, в полной блокаде… Не надо было нам тогда оставаться одним, сделала бы я татуировку и уехала… — бормотала себе под нос моя евреечка.
Я подошел к ней и рывком содрал с ее тела свой халат. Как переспелые дыни вывалились мне навстречу Викины груди. Я тупо на них посмотрел и, схватив руками, крепко сжал. Затем я достал свой эрегированный детородный орган и, развернув Вику к себе задом, поставил ее на четыре точки. Резко и сильно я вошел в нее сзади.
— Не надо, так не хочу, мне больно. — зашептала Вика, но я ничего не слушал, я трахал ее так, будто хотел заколоть своим хуем насмерть. Вика только глухо постанывала. Через минут десять бешеной гонки я кончил и так же молча вышел из нее. Вика повернула ко мне свое заплаканное лицо.
— Ну, что доволен? Сорвал свою злобу? Изнасиловал еврейскую сучку?
— Извини, Вика, сам не знаю, что на меня нашло. — на меня накатил внезапный порыв раскаянья за содеянное. — Я, правда, не хотел.
— Погаси, пожалуйста, свет, я очень устала и хочу спать. — Вика встала и начала разбирать диван. Когда она легла, я погасил свет и вышел на кухню, прихватив с собой пару пива.
Утром, часов в десять я проснулся от телефонного звонка. Это был Тимофей, еще один мой соратник по «Белым воинам».
— Привет, великому защитнику евреев мистеру Шиндлеру, наслышаны мы о твоих амурах, красавчик. Хотели бы с тобой поговорить, или ты с русскими уже не общаешься?
— Пошел ты!
— Короче, могу тебя поздравить, ты первый из «Белых воинов», кого лишили пожизненного членства в нашей банде. Решение было принято единогласно. Сдай нашу нашивку или мы ее с тебя среже..
Я повесил трубку. Ясно, Пес им все растрезвонил, идти препираться с бывшими товарищами было бесполезно, кроме битья морд это бы ни к чему ни привело. Да и на большинство скиновских мероприятий дорога была мне отныне заказана.
С этого момента круг моего общения изрядно сузился. Нет, кое-кто из моих товарищей по NS-движению продолжал общаться со мной, но большинство считали меня предателем, жившим с жидовской подстилкой. Снизились и мои доходы от татуировок, после псовского черного пиара, многие потенциальные клиенты из бритоголовых и фанатских кругов не желали у меня колоться. На остаток лета пришлось устроиться в бюро переводов, письменным переводчиком с арабского. Вика тоже пошла работать. Она устроилась в салон красоты. Кое-как мы сводили концы с концами. Лето выдалось душное и липкое. Каждый вечер, обливаясь потом, мы исступленно делали love, по выходным выезжали на московские пляжи в Строгино или Серебряный Бор. Люди смотрели на нас с удивлением. Еще бы! Парень со свастикой на груди и девушка с золотым кулоном магендовид. Мы словно были героями драмы Лилианы Кавани «Ночной портье», перенесенными в современность. Посмотрев этот фильм, я недоумевал, как мог нацистский офицер полюбить еврейку из концлагеря, а теперь я сам оказался в такой же ситуации. О, Боги, что же делать! Начались и первые семейные ссоры не из-за чего. И я, и Вика обладали сильным неуступчивым характером, совместное проживание давалось нам с трудом. Все чаще и чаще мы ссорились по пустякам. Однажды, мощнейший скандал разгорелся из-за того надо ли уменьшать звук телевизора или нет. Доведенная до крайней степени бешенства Вика, отправила в форточку комплект игл для тату-машинки, моим ответом была выброшенная туда же Викина косметичка.
— Нацистский гондон! Все, ты меня достал, иди ты на хер, я устала, я ухожу! — с этими словами Вика оделась и решительно направилась к входной двери.
— Давай-давай, теперь я понимаю, почему вы ни с одним народом не можете ужиться! Правильно вас немцы в печи совали! — в бешенстве проорал я.
Викин взгляд внезапно резко похолодел. Я понял, что сказал кое-что лишнее, но отступать не хотел.
— Я из-за тебя со всеми друзьями рассорился, тварь ты неблагодарная!
— Мудак! — прошипела Вика и хлопнула дверью.
Пару раз она уже уходила к подругам, но неизменно возвращалась через день или два. Ожидал я, что вернется она и теперь. На следующий день в мою дверь позвонили. Я радостно побежал открывать, ожидая увидеть за ней Вику, но это была ее подруга Наташа.
— Привет, Вика просила забрать ее вещи.
— А где она сама?
— Ну, она тебе позвонит… — отведя взгляд, уклончиво сказала Наташа.
— Хорошо, проходи… — растерянно ответил я.
Когда Наташа ушла, я напился сам с собой.
Вика не позвонила ни на следующий день, ни через неделю. Дело принимало серьезный оборот. Я попросил Кирюху, знавшего многих Викиных подруг, разузнать в чем дело.
Вскоре Кирюха приехал ко мне в гости. На его лице не было и следа обычного веселья.
— Ну что? — вместо приветствия нетерпеливо спросил я его.
— У меня есть две новости, плохая и очень плохая. Какую сначала?
— Давай сначала просто плохую. — мрачно проговорил я.
— Вика помирилась с родителями и уехала к родственникам в Хайфу на год.
В глазах у меня потемнело, такого я никак не ожидал.
— Какая же тогда очень плохая новость?
— Наташа мне по секрету сказала, что Вика проходила тест на беременность…
— И?!
— Через восемь месяцев она родит ребенка, твоего ребенка. Аборт она решила не делать. Ребенка она родит в Израиле, и он получит израильское гражданство. Там же ей уже подыскали жениха, готового принять ее вместе с ребенком и дать ему свою фамилию.