— А птичка так и не вылетела, — быстро проговорила Сестричка.
— Ну и упрямица, — вздохнула мама, — придётся снова идти к фотографу.
— Зачем? — удивился папа. — Мне этот снимок очень нравится. Дочка получилась здесь просто чудесно!
И папа долго-долго смеялся.
Кукла-Фея
Когда я была маленькой, мне подарили куклу-фею, такую необычною, что я даже не решалась играть с ней. На голове у неё сверкала корона, за спиной поблёскивали маленькие крылья, а в руке — волшебная палочка. Расшитое золотыми звёздами, топорщилось платье. Но совсем как простая кукла, она тянула тоненько «ма-ма».
Я редко вынимала куклу из коробки, которая хранилась в одном из ящиков маминого шкафа. Едва касаясь куклы, я разглядывала её со всех сторон и снова осторожно прятала.
У Шалуньи тоже была кукла. Она звалась Розой. У неё была ссадина на носу, и она смотрела на мир единственным голубым глазом. Сестричка укладывала Розу с собой спать, а когда бывала не в духе, шлёпала её и даже выбрасывала из кровати.
Однажды мама увидала это, подняла куклу и сказала:
— Роза поживёт у меня, пока ты не научишься быть доброй девочкой.
— Не научусь, — донеслось из-под одеяла Шалуньи. Мама унесла куклу.
На следующий день шёл дождь. Под вечер мама гладила бельё и вдруг спросила:
— Где наша проказница? Слишком уж тихо в доме.
Она оставила утюг и пошла в сад. Там было пусто. В сарае тоже никого. Нашлась Шалунья в маминой комнате. Ящик шкафа был выдвинут, коробка — на полу, а кукла-фея в руках Сестрички прыгала то вниз, то вверх — туда-сюда: «ма-ма», «ма-ма»…
— Как ты могла, — рассердилась не на шутку мама, — взять куклу без спросу? Ведь это не твоя игрушка!
— А я хочу! — Шалунья склонила голову набок.
— Положи её на кровать! — сказала мама совсем чужим голосом.
— Не положу, вот.
Мама хотела отобрать у Шалуньи куклу, но тут кукла-фея вылетела в окно… Не потому, что у неё были крылышки. Это Шалунья швырнула её туда. Фея угодила головой прямо в лужу. В ту же минуту Сестричку отправили спать. На неё никто больше не смотрел, словно у нас в семье и не было маленькой девочки.
Мы бросились в сад. Голова у куклы треснула, обломились крылья, а про платье и говорить было нечего. Я заплакала. У меня никогда в жизни не было такой красивой куклы, и я ещё с ней почти не играла.
Когда мы вернулись в комнату, скрипнула дверь и показался курносый нос Шалуньи. Разглядев, что стряслось, Шалунья ушла в коридор и плакала так горько, как могла плакать только очень виноватая девочка. И мы простили её.
— Обещай быть доброй, получишь назад свою Розу, — сказала мама.
Сестричка часто-часто закивала головой. На следующий день мама отнесла обеих кукол в кукольную больницу. Когда их вернули, мы с Сестричкой очень удивились: Роза смотрела на нас большими карими глазами, её светлые локоны были завиты. Сказать правду, Сестричка привыкла к Розе, лишь когда у той снова вылезли волосы и стерся нос. Но уже никто больше не слышал сердитого голоса Шалуньи.
А я сразу полюбила свою куклу. Она перестала быть феей. Мама сшила ей желтое платье и капор и белый передник. Я придумала ей имя — Анабелла, ведь у феи даже имени не было.
И главное, я теперь играла с ней сколько хотела!
Сестричка и трубочист
Однажды мы проснулись и не узнали наш дом — в нём всё было вверх тормашками: на столе под большой старой простынёй громоздились стулья, занавески с окон исчезли. Куда-то пропали стенные часы и две картины…
— Какой у нас сегодня дом чудно-ой! — пропела Сестричка.
— Скоро придёт трубочист, вот я и подготовила всё, — объяснила мама.
Сестричка ещё никогда не видела трубочиста. Она стала прыгать по комнате и приговаривать:
— Трубо-чист, трубо-чист! К нам приедет трубо-чист! Немного погодя она вдруг спохватилась: — А завтрак всё-таки будет?
— Сегодня тепло, — улыбнулась мама, — давайте позавтракаем в саду.
Мы сели на ступеньки чёрного хода, стали уплетать хлеб с крутым яйцом и запивать молоком.
До чего же хорошо утром сидеть на тёплой от солнца лестнице и смотреть по сторонам! Никогда у нас не бывало прежде такого вкусного завтрака.
Только мы стряхнули с платьев крошки, как в ворота вошёл человек.
— Его-то мы и ждём, — негромко сказала мама. — И если ты, — она взглянула на притихшую младшую дочку, — не будешь шалить, я позволю тебе посмотреть, как чистят трубы.