— Ты можешь изменить все, что захочешь.
— Можешь? — Это искренний вопрос — Блейк смотрит на меня, лицо обнажено. — Однажды они провели эксперимент над котятами — зашили им веки на первые шесть недель жизни.
— Какого хрена?
— Я знаю. Суть в том, что когда они открывали глаза через шесть недель, они не могли видеть. Они оставались слепыми навсегда. Потому что часть их мозга, которая засохла и умерла в темноте, уже не могла восстановиться.
Я кладу руку ей на затылок и притягиваю к себе, чтобы поцеловать ее согретые солнцем губы.
— Ты не слепой котенок. Твои глаза никогда не были шире. Я наблюдаю, как ты по-новому воспринимаешь мир, и я знаю, что это так, потому что со мной происходит то же самое. Мне тоже зашили веки. Но мы не сломаны до неузнаваемости. Мы все еще можем измениться — мы делаем это вместе. Посмотри, где ты находишься, Блейк.
Я жестом показываю на возвышающиеся вокруг нас здания, древние сахарные клены, шумные кафе на тротуарах — все достопримечательности, запахи и звуки Манхэттена, живые и яркие от открытого кабриолета.
— Посмотри, как далеко ты зашла. Ты здесь, где все хотят быть, на вершине мира. Но это не окончательная форма — через десять лет мы оба должны стать лучше, чем сейчас. И когда я с тобой, у меня больше мотивации, чем когда-либо прежде.
Блейк смотрит на меня, глаза расширены и блестят, губы краснее, чем в Бокка Бачиата.
— Ты меняешь мои чувства, — шепчет она. — То, что я считала высеченным на своей душе, тает и превращается в нечто новое, когда ты смотришь на меня. Когда ты прикасаешься ко мне вот так.
Моя рука ложится на ее шею, и напряжение под ней медленно ослабевает.
Когда она полностью расслабилась, я наконец спрашиваю: — Что случилось с твоей семьей?
Ответа не было в досье Бриггса. Все, что я знаю, — это то, что Блейк уже рассказала мне: она была в приемной семье. И в конце концов на восемнадцать месяцев попала в Центр для несовершеннолетних "Перекресток".
Голос Блейк понижается, его едва слышно за музыкой по радио и ветром, дующим вокруг нас.
— На самом деле у меня ее никогда не было. Моя мама забеременела в шестнадцать лет, как и ее мама. Моя бабушка была едва ли старше, чем я сейчас, — горько усмехается Блейк, — и еще меньше была заинтересована в том, чтобы разобраться с ошибками моей матери, чем в своих собственных.
На ее лице застывает выражение отстраненности, которое появляется, когда я заставляю ее копаться в своих воспоминаниях.
— Но, конечно, все не так просто. Если бы вы знали, откуда они родом, через что им пришлось пройти… Кони-Айленд был улучшением. Каждый выбирает свой способ спасения. У бабушки это был алкоголь. У моей мамы — метамфетамин. Бабушка до сих пор жива. Но моя мама искала кроличью нору так глубоко, что никогда не смогла бы вернуться. И однажды… она не вернулась.
Блейк закрывает глаза.
— Она перестала приходить ко мне задолго до этого. В каком-то смысле это было лучше. Часы, которые я тратила на крыльцо в ожидании ее…
Из-за толщины в горле мне трудно говорить. — Я бы хотел вернуться в прошлое и позаботиться о тебе.
Блейк качает головой, отвергая эту идею.
— Она сделала меня такой, какая я есть, и я имею в виду это в самом буквальном смысле. Раньше я жила в другом мире, нежели этот. Когда все это было вырвано… — ее руки совершают движения в воздухе вокруг лица, выхватывая, разрывая, — когда я осталась одна здесь, в реальном мире, это и заставило меня измениться. Уроки были жестокими, но именно так я училась.
Ее спина напрягается под моей рукой, железо этих уроков пронизывает каждую ниточку.
— Каждый выбирает свой способ побега, — повторяет Блейк. — Моим были деньги. Теперь… это Шалунья.
Она говорит это так, словно это сюрприз. Как будто до этого момента она не осознавала, насколько сильно идол в ее сознании был вытеснен чем-то, что живет, дышит, растет и меняется каждый раз, когда мы приходим к нему. Я не устаю от Шалуньи, потому что Шалунья — это наши совместные эксперименты. Она такая, какой мы хотим ее видеть и какой она нам нужна.
Я кладу свою руку на ее. — Я чувствую то же самое.
Мы оба преследовали одну и ту же цель — число в нашем сознании, которое означает, что мы достигли ее.
Я достиг своей цели и тут же начал искать другую. Почему?
Потому что на самом деле я не чувствовал, что достиг цели.
Я чувствовал себя… точно так же.
Ничего не менялось, пока я не встретил Блейк.
Теперь все меняется. И впервые в жизни у меня нет плана. Все, что я могу сделать, — это крепко держаться за все, что бы это ни было, и молиться, чтобы не облажаться.