Когда Рамзес поворачивается, все цвета попадают в его глаза. Я осознаю, как высоко в небе мы находимся и как далеко я могу упасть.
— Хорошо, — говорю я, нежно целуя его в губы. — Мне весело.
— Не так сильно, как мне.
Я уже однажды была в офисе Рамзеса, чтобы накричать на него. Входить в качестве соучастника гораздо веселее.
У него огромное кирпичное здание в Хадсон-Ярдс, верхний этаж которого снесен и заменен стеклом.
Мы даже не первые люди здесь — рынок открывается только в 9:30 по восточному времени, но трейдеры занимают свои места уже в 7:00 утра.
Рамзес управляет своим этажом иначе, чем Десмонд, — его офис гораздо менее роскошен, а трейдеры более голодны. Шум и энергия огромны.
У Десмонда есть отдельный угловой номер. Офис Рамзеса состоит из стеклянных стен, которые можно закрыть для уединения, но при этом он постоянно наблюдает за своими сотрудниками.
Его помощница приносит почту со странным нервным видом. Рамзес берет у нее письмо и вырывает серебряный конверт. Он смотрит на почтовый штемпель, и его лицо напрягается. Он достает приглашение, смотрит на него с каменным лицом, похоже, ничего не читая, и бросает его в мусорную корзину.
— Тебя когда-нибудь приглашают на вечеринки, на которых ты действительно хочешь присутствовать? — поддразниваю я его.
Он моргает, и злость проходит, чтобы он мог сказать: — Может быть… когда у тебя день рождения?
— Ты правда не знаешь?
— Конечно, знаю. — Он улыбается. — Ты Близнецы.
Это заставляет меня смеяться. Я не ожидала, что Рамзес будет разбираться в звездных знаках. — А ты кто?
— Стрелец.
Его гордость заставляет меня смеяться еще сильнее. — Это хороший знак?
— Самый лучший.
Теперь, когда он снова в хорошем настроении, я думаю, хватит ли у меня смелости вытащить это приглашение из мусорной корзины и посмотреть, что его разозлило.
Я прислоняюсь к его столу, ожидая своего шанса заглянуть в корзину, где витиеватым шрифтом выведено: "Празднование 10-й годовщины". Мой желудок опускается.
Рамзес поднимает свой терминал Bloomberg. Он похож на ребенка в рождественское утро. — Почти время!
Я не удосуживаюсь спросить, что мы делаем. Рамзес мне не скажет, но скоро покажет.
Я вижу, что он собирает данные для Gab, компании Синджина Родса. Он управляет платформой для социальных сетей, о которой все говорят, что это следующий Twitter. Но "все" говорят много всякого дерьма, которое в итоге так и не происходит.
— Смотри, — говорит Рамзес.
Как только открываются торги, цена акций Gab подскакивает на два пункта.
Рамзес улыбается. — Десмонд взял на крючок… теперь давайте запустим линию.
Его пальцы мелькают по клавишам.
Я наблюдаю, как перед глазами прокручиваются цифры.
Хедж-фонд Десмонда только что купил двухпроцентную долю в Gab. Через десять минут он покупает еще пятьдесят тысяч акций.
В этот момент Рамзес начинает дирижировать своей симфонией.
Я смотрю, как она разворачивается передо мной, как художник на пике своего мастерства.
Сначала Рамзес запускает трейдеров, совершая множество мелких покупок, которые не сразу заметят. Когда акции поднимаются еще на два пункта, он начинает обзванивать всех знакомых.
Наблюдать за его работой чертовски красиво. Он стоит силуэтом перед окнами, рукава закатаны, руки двигаются, как у фокусника.
Рамзес говорит: — Знаешь, что случилось, когда Уолт захотел открыть второй Диснейленд?
Я качаю головой и улыбаюсь ему в ответ.
— Он открыл кучу подставных корпораций и начал скупать болотистые земли во Флориде. Поначалу все шло отлично — он покупал гектары за копейки. Но потом один репортер заметил эти покупки и рассказал о них. Люди, владевшие последними участками, растащили Уолта по углям.
Я тихонько смеюсь. — Никогда не выдавай своего положения.
Рамзес подмигивает. — Даже мне.
К тому времени, когда рынок работает уже час, враждебное поглощение Десмонда развалилось. Рамзес взвинтил акции на 30 %.
В отчаянии хедж-фонд Десмонда пытается скупить оставшиеся акции так быстро, как только может.
Рамзес усмехается. — Теперь он приверженец травки.
Покупай, покупай, покупай, покупай, покупай, покупай, — снова и снова подбивает его Рамзес, с каждой покупкой поднимая цену, так что остальные акции, необходимые Десмонду, становятся все дороже.
Я могу только представить, во что это обходится Рамзесу в виде услуг и холодных, твердых денег. Он не дрогнул, ударяя по клавишам, каждый удар для Рамзеса — как удар ножа, а для Десмонда — как удар топора.