С последними лучами солнца Марат взвалил на спину наскоро собранный рюкзак и, повесив на грудь автомат, захромал по грунтовке вперёд, туда, где в лабиринте каменных гребней и расщелин уже сгустились сумерки.
Антон без излишней спешки выскреб пальцами небольшое углубление в твёрдом грунте и взял заранее выложенную рядом эргэдэшку. «Посадка картошки» – дело несложное, но требующее осмотрительности и не терпящее суеты. Разогнуть усики, аккуратно извлечь чеку, потом, придерживая скобу, уложить металлическую тушку гранаты в углубление так, чтобы своим весом она придавливала эту самую скобу и не давала сработать запалу. Ага, вот так. Теперь немного, не перебарщивая, припорошить сверху сухим растительным мусором… готово.
Шарьин выпрямился и критическим взором окинул дело рук своих. Лежащая на предохранительной скобе граната наполовину выта́рчивает из земли, любое касание собьёт её набок, скоба отскочит, запал сработает – бабах! При дневном освещении, конечно, наступить можно только если совсем под ноги не смотреть, а в этих местах так ходить не принято. С другой стороны, это даже хорошо, потому как днём тут если кто и пойдёт, то разве что какой-нибудь долбаный эстет из числа братьев по оружию – погадить на природе, подальше от товарищей. У расположенных неподалёку пушкарей один такой подорвался на днях, кстати. В общем, днём пускай будет видно, чужие днём не ходят. А вот ночью, когда они вполне себе могут прийти, «картошку» чёрта с два разглядишь, в этом Антон был уверен.
– Посадил? – подошедший Булинь бросил взгляд на «картофельные посадки». – Норм, пойдёт. Вон там ещё две высади, внизу. Чтобы проход перекрывали. Только вверх по склону не лезь, если сработает – не успеешь. Падай сразу.
Антон молча кивнул и побрёл по краю арыка к указанному месту. Инициатором и руководителем сельхозработ был старший корректировщик, его второй номер (а также земляк и сослуживец ещё по второй Чечне) Чугун подписался вроде как автоматически, ну а Шарьин вызвался добровольцем, потому как абсолютное безделье с тех пор, как «старики» передали должности новой смене, его за эти несколько дней уже порядком утомило. А тут хоть какая-то движуха. Опять же – солнышко светит, тепло, но не жарко, красота, в общем.
Зар воспринял идею минирования окрестностей без особого энтузиазма, выдвинув не лишённый рациональности довод «А если какой-нибудь наш долбоёб срать пойдёт и подорвётся?». На что Булинь обоснованно возразил, что на этот случай мудрое и заботливое командование предусмотрело выплату несгораемой суммы семье павшего героя, а вот если ночью придут духи, как случилось с несчастливой батареей Червонца, и за ночь образуется полтора десятка двухсотых, то будет хуже. Комбат задумчиво хмыкнул и дал добро – «Ладно, только подальше, и без фанатизма».
Булинь внимательно посмотрел, как доброволец высаживает первую картофелину, убедился, что неусыпного контроля не требуется и, нарезав фронт работ, сам занялся более сложным делом – установкой растяжек. За полтора часа Шарьин израсходовал почти все из двух десятков выделенных ему гранат, осталось пристроить ещё две, а там можно и пойти что-нибудь сожрать – аппетит от работы на свежем воздухе разыгрался.
Не сразу поняв, что означает раздавшийся где-то сбоку хлопок, Антон принялся было поворачиваться в сторону источника звука, но рык Булиня «Ложись, бля!» помог сориентироваться. Здраво рассудив, что ложиться не обязательно, раз уж он на краю трёхметровой глубины арыка, Шарьин попросту съехал вниз по крутому склону. Граната (а хлопок дал сработавший запал) разорвалась, когда он ещё не достиг дна.
– Интеллигент! Живой там?
– Живой, живой. – вскарабкавшийся обратно наверх Антон застал корректировщиков отряхивающимися. – Что случилось-то?
Рвануло на участке Чугуна, так за свою работу Шарьин был спокоен и интересовался исключительно из праздного любопытства.
– Вороны, сучье племя. – богатырских пропорций уралец кивнул на ближайшее дерево, усеянное оживлённо галдящими птицами. – Любопытные, полезли проверять, что это мы там закапываем.
– Подорвалась хоть сама? – хмыкнул Антон.
– Не-а. – Чугун сплюнул. – Как хлопнуло, сразу дёру дала.
Из отстоящего на полторы сотни метров штабного домика донёсся рёв Чёрного: