Перебежчик снова не ответил. Он только спрятал от меня взгляд. Сунул в рот очередной сухарь.
— Чем ты занимаешься у них, Ахмад?
— Я надсмотрщик над рабами, — нехотя ответил тот.
— Полицай, — неприятно улыбнулся я. — Ну что ж. Ты стал их цепным псом. Для них ты просто оборванец, который никогда не станет своим. Когда запахнет жареным, на тебя первого же падут подозрения. И первым же тебя пустят под нож.
И вновь перебежчик не нашел, что ответить. Внезапно он вздрогнул на своем камне. Все потому, что Аллах-Дад схватил душмана, названного Маликом, и приставил ему свой кривой нож к горлу. Потом командир духов что-то зло ему прошипел, бросил на землю как собаку.
Аллах-Дад явно был в ярости. Повел справа на лево, указывая на всех своих людей острием ножа и, выплевывая при этом злые гавкающие слова.
— Полагаю, — шепнул я, потирая от холода продрогшие плечи, — твой командир принял неправильное решение. Решил оставить нас в живых. И теперь поплатится за него.
— Сергей, — внезапно сказал перебежчик.
Я бросил на него взгляд.
— Меня зовут Сергей.
— Зовут, — хмыкнул я.
— Чего смешного? — Будто бы обиделся Ахмад.
— Ты сказал зовут, а не звали.
Тем временем разозленный Малик, сыпля проклятиями на своем языке, пошел куда-то в нашу сторону. Он остановился возле меня, стал ругаться. Кричать на меня, срывая свою злость.
— Скажи ему, чтобы заткнулся, — угрюмо проговорил я. — И без него голова болит.
— Он не послушает, — уныло ответил Сергей.
Но меня не проведешь. Я прекрасно понимал, что перебежчик просто боится сказать душману что-то наперекор.
Свою гневную тираду Малик закончил тем, что смачно отхаркнулся и плюнул мне на сапог. Жирный харчок угодил прямо на носок и стал мерзко растекаться по нему.
— Ах ты мразота… — Прошипел я, а потом просто пнул Малика каблуком по голени изо всех сил.
Тот закричал, запрыгал на одном месте. Не устояв, грохнулся на меня. Душманы тут же повскакивали. Стали кричать, бряцая оружием. Ахмад изумленно уставился на меня, не зная, что ему делать.
Я же вцепился Малику в воротник кафтана, отвел голову назад так, что в шее у меня хрустнуло, а потом врезал ему лбом в горбатый нос. Дух замычал, стал плеваться кровью.
Душманы было налетели со всех сторон, но замерли, кого я тычком скинул Малика с себя и уселся рядом, накинув ему на шею веревку, что связывала мне руку.
— Я его сейчас придушу, если не разойдутся, — сказал я, злобно глядя на орущих вокруг душманов.
Один только Аллах-Дад, растолкав своих людей широкими плечами, молчал, уставившись на меня.
— Скажи ему, — зло проговорил я, — пусть держит своих собак на привязи. Если я в плену, то это не значит, что я позволю душманью меня унижать.
Ахмад торопливо передал Аллах-Даду мои слова. Тот угрюмо задумавшись, уставился мне в глаза. Потом быстро бросил что-то на пушту.
— Он просит тебя отпустить Малика, — сказал Ахмад. — и обещает, что такого больше не повториться.
— Он лжет, — проговорил я холодно.
— Аллах-Дада удивил твой поступок, — заверил меня Ахмад. — Он считает тебя умелым воином и проявит уважение к твоему мужеству. Тебя не тронут, если ты пощадишь Малика.
Я промолчал, отпустил душмана, и тот отполз, потирая разорванную жесткой веревкой кожу на шее.
Пронзительно вопя и откашливаясь, душман плевался кровью и указывал на меня пальцем.
— Он просит, чтобы другие тебя убили, — сказал Ахмад.
— Я это понял, — ответил я, устраиваясь обратно на камень и вытирая носок сапога о песок.
Аллах-Дад ухмыльнулся и что-то сказал поднявшемуся на ноги Малику. Того аж перекосило от удивления.
— Аллах-Дад сказал, что если Малик хочет тебя убить, пусть попробует сделать это сам.
Я хмыкнул.
— Если он решится, то я принимаю вызов. Но пусть будет готов к тому, что я не стану щадить его жизнь.
Ахмад передал мои слова. Малик растерянно зашарил взглядом по злым, грязным лицам душманья. Те стали кричать, подначивать его.
У меня тут же созрел план. Душманы на взводе, и, кажется, хотят сорвать на ком-нибудь свою злость. Они будто бы даже забыли о погоне. Такая «заварушка» — отличный способ потянуть время. И я был готов рискнуть ради того, чтобы нас скорее отыскали мои товарищи.
Под напором остальных Малик утер кровь с разбитого лица и от отчаяния и злобы завопил. Потом вынул нож из-за кушака.
Я встал, посмотрел на него, глубоко дышащего и озлобленного, словно зверь. Малик топтался на месте. Растопырив руки, поигрывал ножом. Остальные духи встали в неровный круг, словно бы обозначив арену.
— Руки, — сказал я Ахмаду, — развяжите.