— Если бы это зависело от меня, я бы отозвал, — холодно ответил Питерсон. — Но к сожалению, у конторы все еще есть на вас планы. Но знайте…
Питерсон неприятно сузил глаза. Взгляд его стал колким, как стекло.
— … Но знайте, я слежу за вами. И немедленно инициирую проверку вашей деятельности, как только вернусь в США.
Стоун не ответил. Он только сделал каменное лицо, чтобы не показывать начальству внутреннего беспокойства, что разгоралось у него в груди.
— Если, конечно, вы не покажете результат.
— Результат?
— Да. Свою полезность, — откинулся Петерсон на спинку стула. — Если ваши подопечные продемонстрируют, что американский налогоплательщик не зря оплачивает им советское оружие, возможно я попредержу коней.
— Что вы хотите этим сказать, сэр? — Изобразил удивление Стоун.
«Ах ты сукин сын, — подумал он при этом, — неужто сам хочешь оправдаться за счет меня? Оправдаться перед директором за потерянную кассету! Ты же знаешь, старый пес, что в этом есть и твоя вина!»
— Вы не понимаете? Докажите, что вы все еще способны выполнять свою работу хорошо. Какова ваша основная задача?
— Агитация и пропаганда среди оппозиционно настроенного населения с целью поддержания напряженности на советско-афганской границе, — отчеканил Уильям Стоун.
— Вот именно. Но организации простых рейдов, будничных обстрелов и налетов уже недостаточно. А вот если бы вы предприняли что-то экстраординарное… Возможно, директор дал бы вам возможность проявить себя в другом, более важном деле. И соответственно реабилитироваться.
— О каком деле идет речь? — Решился спросить Стоун.
— Пока что, это секретная информация, — произнес Питерсон буднично и принялся складывать отчеты Стоуна в свой портфель. Потом со значением глянул на агента. Вздохнул. — Пойми, сынок. Ты сейчас по уши в дерьме. В конторе знают о твоих грязных делишках. Если продолжишь в том же духе, отправишься за решетку до конца дней своих.
Уильям нахмурился. Опустил взгляд.
— Буду с тобой частен, — Питерсон встал, отправился к железным стеллажам с документами и взял оттуда бутылку виски. Налил себе в стакан. Стоуну не предложил, — я даже не знаю, что такое тебе нужно сделать, чтобы директор не стал выкручивать тебе яйца. Наверное, тебе придется всех серьезно удивить.
— Уничтожение советской пограничной заставы — это поступок, способный удивить? — Поднял взгляд Уильям.
— Амбициозно, — хмыкнул Питерсон и отпил виски, — но слабо вериться, если честно. Ты не смог организовать переправку информатора, а теперь замахиваешься на то, чтобы нанести советским пограничникам такой ущерб? Да еще и силами этого твоего Юсуфа?
— Юсуфзы, — поправил Стоун понуро.
— Да плевать, как его там зовут! — Развел руками Питерсон и снова добавил себе виски. — Скажу честно, я не верю, что ты справишься.
— Банда Юсуфзы — разменная монета, — уже решительнее сказал Стоун, — А обстоятельства сложились так, что… Думаю, я смогу поднять их на настоящее вторжение.
Питерсон рассмеялся. Это заставило Уильяма потемнеть лицом.
— Вторжение… Я бы на это посмотрел, сынок, — утирая слезы, сказал старый замглавы, — с радостью посмотрел бы.
— Слыхал? Сорокина уволили со службы, — шепнул мне Стасик, — говорят, в отряде целый скандал из-за него был. Особый отдел на ушах стоял.
— К лучшему, — пробурчал я, оглядывая окружающих, — такому человеку не место в армии.
— Не место, — вздохнул Алим, — я слышал, вот таких… Как это говорят?..
Он задумался, стараясь подобрать правильное слово.
— Карьеристов, — помог ему я.
— Вот. Каре… карьер…
— Ка-рье-ри-стов, — произнес Алиму по слогам Стас.
— Вот-вот, их. Свора целая. Всех не пересчитать.
— Не пересчитать, — согласился я.
— Ну и что с ними делать? С карьеристами? — Пожал плечами Алим, убирая пылинку со своего парадного кителя.
— А что с ними сделаешь? — Хмыкнул я.
— Собрать всех и выгнать, — наивно предложил Алим.
Стас хохотнул. Алим как-то недоуменно уставился на Алейникова.
— Если б все было так просто, Алим, — улыбнулся я, — если б все было так просто.
Мы сидели в просторном актовом зале клуба Московского погранотряда.
Тут шумело. До церемонии награждения оставалось еще несколько минут, и люди, наполнившие зал, галдели. Болтали о своем, ожидая, когда начотряда займет свое место за длинной лакированной трибуной, которую поставили на сцену.
С нашего столкновения с душманами прошло четыре дня, и признаться, то обстоятельство, что на сегодня было назначено награждение, меня удивило.