Настроение у меня оставалось приподнятым. На душе было тепло и спокойно. Первый серьезный вызов, что бросила мне эта новая жизнь, остался позади. Я вышел победителем, закончив свой «Смертельный», как я сам для себя окрестил его, дозор.
Правда, на пути был еще налет на Шамабад. Однако, видя веселые лица товарищей, чувствуя всю это легкую и праздничную атмосферу, лишний раз задумываться об этом я не стал.
А между прочим, за эти четыре дня произошло много событий. И далеко не все из них были хорошими.
Сорокина, как сказал уже Стас, уволили с должности. Хотя я не думаю, что Шарипов надолго останется в одиночестве. Наверняка очень скоро к заставе прикрепят нового офицера особого отдела. Каким он будет? Что ж. Покажет только время.
Другим неприятным обстоятельством оставалось то, что Шамабад понес потери. Рядовой по имени Матросов, солдат второго года службы, получил серьезные осколочные ранения, после перестрелки с духами. И хотя сейчас его жизни ничего не угрожало, все были уверены, что парня комиссуют еще до дембеля.
Другой жертвой боя стал Строев. Раненный гранатой, он отправился в Душанбе, в погрангоспиталь. Как я слышал, ранение оказалось тяжелым. К тому же по Шамабаду пошли слухи о том, что вместо Строева к нам пришлют нового замполита. Пограничники, ожидаемо, восприняли обе эти новости с грустью и недовольством. Строева у нас любили и уважали.
Проблемы были и у Тарана. Он не распространялся солдатам о них, однако все видели, что в последние пару дней шеф то и дело уезжал в отряд, к начальнику. Уверен, и его там журили изо всех сил.
А еще Таран стал угрюмым и хмурым. Неразговорчивым.
Когда душманов держали на заставе Йохчи-Пунь и ждали особистов, там случился скандал. Таран, руководивший поисковой группой, почему-то вышел из себя и кинулся на одного из духов с кулаками.
Сам я этого не видел, но ходили слухи, что он чуть было не схватился за пистолет. Хотел застрелить душмана. Да только тамашний начзаставы с замполитом и прапорщиком вовремя оттянули нашего Тарана. Привели его в чувство.
В чем была причина такой реакции, гадали многие из наших погранцов. Догадки были самые разные, от нелепых до таких, какие выдвигали вполне серьезно.
Кто-то шутил, что Тарана оторвали от «супружеских обязанностей» с его молодой женой, тихой мышкой жившей на заставе и почт не покидавшей комнаты старлея. Другие говорили, что он так взорвался из-за Строева. Все знали, что они с Тараном были хорошими, я б сказал, лучшими друзьями.
У меня на этот счет были свои предположения. Впрочем, делиться ими с окружающими я не спешил.
— Я больше про замполита переживаю, — сказал Алейников, посерьезнев, — Строев — мужик хороший. Как он там?
— Выздоровеет, — сказал я.
— Это да. Но кого к нам вместо него пришлют? Бог его знает! А если приедет какой-нибудь упырь?
— А если вообще и шефа снимут? — Вздохнул Алим.
— М-да… — Протянул Стас.
В актовый зал вошел Таран. Поздоровался с несколькими офицерами, сидевшими на лавке у входа.
— А вот и он. Легок на помине, — пожал плечами Алейников.
Таран встал у входа. Пошарил по залу взглядом. Он явно кого-то высматривал. Когда глянул на меня, стал торопливо пробираться к ряду, на котором сидели мы. Когда подошел, как-то строго спросил:
— Саша. Селихов. Можно тебя на два слова? Отойдем в сторонку.
Я глянул на часы.
— До начала пять минут. Давайте дома поговорим, товарищ старший лейтенант.
Таран уставился сначала на Алима, потом на Стаса. Обернулся к входу. Снова глянув на меня, бросил:
— Это срочно, Саша.
Глава 6
Алим со Стасом стали недоуменно переглядываться. Таран посмотрел на меня с немой просьбой в глазах. Я вздохнул, хлопнув по коленям, встал.
— Ну пойдемте.
Мы с Тараном протиснулись к широкому окну, наполнявшему зал солнечным светом.
Таран несколько мгновений помялся в какой-то нерешительности. Потом, видимо, взяв себя в руки, сказал:
— Давай сразу к делу Саша, — начал он, — в группе духов, что мы взяли, был один человек. Мучжина с курчавой, светлой бородой. Он сильно отличался от остальных. Если бы ты его увидел, в глаза бы сразу бросилось, как он отличается от других духов.
— Видел, — сказал я, — он назвался именем Ахмад.
Серьезный до того Таран вдруг изменился в лице. Пусть изменение это было таким мимолетным, что уловить его мог только очень внимательный глаз, я все равно заметил его.
Если бы мне нужно было описать выражение лица шефа одним словом, наиболее подходящим бы стало… смятение.
Впрочем, Таран быстро взял себя в руки и натянул бесстрастную маску.