Выбрать главу

Караван был в пути всего три дня, но жара уже стояла такая, что даже верблюды начали сдавать. Огерн предложил идти по ночам, но Манало отговорил его, предупредив, что созданиям Улагана легче напасть на путников под покровом мрака. Мудрец решил, что ехать они будут только ранним утром, а затем — от заката до сумерек. Когда разводили костер, Манало сыпал в огонь какие-то странные порошки и произносил непонятные слова, и Огерн, по обыкновению, запоминал эти слова на слух, хотя и не знал, что они означают. Что бы они ни значили, эти слова, какими бы порошками ни пользовался мудрец, но ни мантикоры, ни кто бы то ни было еще из обитателей пустыни к путникам не приближались. Время от времени Огерн слышал неподалеку от костра зловещие шаги, видел горящие глаза, но ни одна тварь не осмеливалась подойти поближе.

— Поспи, Огерн, — посоветовал кузнецу Манало. — И ты поспи, Лукойо. Теперь никто не приблизится к костру.

И — о чудо! — кузнец и полуэльф крепко уснули.

Но когда после четвертого заката сгустились сумерки, когда усталые верблюды отказались идти дальше и легли на песок, слева от путешественников вспыхнул огненный столп, шипя, словно сотня змей. Собственно говоря, столп и был змеей, увенчанной женской головой и с женской грудью. Лицо чудовища было красивым — длинные ресницы, большие глаза, полные, красные, как кровь, губы… но взгляд красивых глаз был безумен, за чудесными губами белели клыки. Изо рта высунулся раздвоенный язык, чудовище почуяло людей и, опустившись на песок, поползло к ним.

Верблюды закричали и бросились бежать. Огерн покачнулся, чуть не вылетел из седла, а Лукойо вылетел, но успел ухватиться рукой за шею верблюда и ухитрился вскарабкаться обратно в седло. Верблюд Манало брыкался, пытаясь стряхнуть с себя седока, но мудрец удержался и погнал верблюда вперед, вслед за Огерном.

Верблюд Огерна мчался во весь опор и, наверное, сбросил бы кузнеца, если бы прямо перед ним из песка не показалось женское лицо. Верблюд дико всхрапнул и бросился в обратную сторону, но, увидев вдалеке львов с человеческими головами, встал.

Манало догнал Огерна, натянул поводья и развернул своего верблюда. Они вместе с Огерном погнали верблюдов прочь. Лукойо мчался за ними по пятам, погоняя своего скакуна. Однако очень скоро над ним нависла еще одна змея с женской головой и грудью, и верблюд Манало отпрянул в сторону. Мудрец развернул верблюда к северу, но довольно скоро явилась четвертая огненная змея, а потом и пятая. Шипение, казалось, окружало людей со всех сторон, обволакивало, не иссякало. Верблюды мчались вдоль двух рядов змееподобных женщин, подползавших отовсюду, мчались, покуда впереди не завиднелось нечто похожее на большую скалу — призрачную скалу, освещенную луной. Верблюды проскакали между двумя высокими камнями, и Огерна вдруг охватило чувство безграничной силы, невообразимого могущества. Он знал, что нет для него ничего невозможного, ничего такого, на что не способен человек, он знал, что мог бы даже убить улина. И он почти сразу понял: сила исходит от камней, а не от него самого.

Манало резко натянул поводья своего верблюда. Верблюды остановились и принялись громко вопить, но мудрец запел так громко, что звук его голоса заглушил верблюжьи вопли. Высоченные каменные столбы озарились ярко-голубыми вспышками. Искры окружили камни, лежавшие поверх колонн наподобие перемычек, наполнили пространства между камнями.

Змее-женщины и мантикоры отступили, яростно рыча и шипя.

Лукойо спрыгнул с верблюда и бросился следом за чудовищами, на бегу обнажив меч и крича:

— Пошли прочь, мерзкие твари! Всех поубиваю, всех до единого!

— Лукойо, нет! — вскричал Манало. — Огерн, останови его!

Огерн погнал своего верблюда следом за полуэльфом, обогнал его и загородил собой дорогу. Лукойо, гневно вопя, попытался обежать верблюда, но Огерн не дал ему этого сделать — он обхватил шею полуэльфа, сжал медвежьей хваткой.

— Нет, лучник! — крикнул кузнец. — Та сила, которая не дает им войти, должна удержать здесь тебя!

— Но я могу убить их всех! — неистовствовал полуэльф. — Я могу уничтожить любое создание мерзкой магии Улагана! — Он кричал и вырывался. — Пусти меня, Огерн! Наконец я могу нанести удар тому, кто повинен в моем появлении на свет!

— Нет, Лукойо! Сила, которая бушует в тебе, не твоя собственная! Она исходит от окружающих нас камней! Успокойся, отступи, ведь как только ты окажешься за пределами этого каменного кольца, ты снова станешь самим собой!

Лукойо затих, опустил голову и с трудом выговорил: