— Но мне-то что же делать? — в муках воскликнул Огерн.
— Молиться, — ответил Чалук. — Оставайся тут, неподалеку от хижины, и молись. Если Ломаллин услышит тебя и созовет все свои силы на битву с Улаганом и если Мардона и я сможем дать Рил достаточно силы, горячка может отступить и она сумеет выжить. Оставайся тут, Огерн, и всем сердцем молись Ломаллину.
Долгую-долгую минуту Огерн вглядывался в лицо шамана, после чего кивнул. Чалук отвернулся и, откинув шкуры, ушел в хижину, а Огерн остался на холодном, морозном воздухе — весна только-только началась. Он остался один-один на один со своей душой.
Огерн поглубже вдохнул, наполнил легкие холодным воздухом и ощутил стыд за то, что ему стало легче, — но ведь здесь было так тихо, так спокойно, такой покой был в том, чтобы смотреть на холмы, на голые дубы и вязы, взбирающиеся по склонам к растущим на вершинах соснам. Он медленно развернулся, осматривая окрестности, и наконец почувствовал, что его губы самопроизвольно растягиваются в улыбке. Чалук был прав: его душе надо было передохнуть и обрести силы, которые она передала бы Рил, чтобы невидимый Покровитель подошел к ней этой ночью. Огерн наполнил свою душу покоем ночи, впустил в нее красоту холмов, их крутизну, даже протоптанную тропу, которая вела вдаль через холмы…
И он вспомнил, как глубокой зимой увидел выходящего из-под деревьев Манало. Ах, вот если бы он снова вышел из леса той же тропой! Пошел бы по тропе и вышел бы к деревне…
Огерн ждал, надеясь без надежды, и вся его душа стремилась вверх в безмолвной, неслышной молитве Ломаллину. Он молился, чтобы снова пришел мудрец, чтобы он спас Рил.
Он ждал, и, казалось, от ожидания душа его иссохлась.
Но только сосны упрямо темнели на холмах, а мудрец не шел.
Огерн понял, что у него ничего не вышло, и немного передохнул. Сердце сжималось от боли. Конечно, он не мог призвать Манало, не мог вызвать Ломаллина.
Но он мог просить. И всю эту долгую морозную ночь он просил. Рил лежала в холодном поту, а душа Огерна стремилась ввысь. Мир вокруг него ожил, заиграл красками. Рил умирала, а Огерн все молился, молился о чуде и звал Манало.
Но мудрец не пришел, и небо озарилось восходом.
И из хижины вышел Чалук, положил тяжелую руку на плечо Огерна и сказал:
— Мы сделали все, что могли, Огерн, но этого было недостаточно. Пойдем, попрощайся с ней.
Огерн стоял на коленях — застывший, окоченевший. Медленно-медленно поднялся он на ноги и пошел за шаманом в хижину.
Они вышли оттуда, когда над горизонтом поднялось солнце, чтобы проводить душу Рил на небеса. Некоторое время они стояли молча — Чалук в страхе и тревоге. Лицо Огерна было грозным, а сердце — полным ярости.
Огерн, — умоляюще проговорил шаман, — мы ничего не могли больше сделать.
Огерн рубанул рукой по воздуху.
— Не на тебя я гневаюсь, Чалук. На самом деле и ты, и Мардона все сделали, чтобы облегчить Рил ее последние минуты. Нет, не вы заслуживаете мести.
— Кто же тогда? — спросил Чалук и тут же пожалел о вопросе, потому что Огерн прорычал:
— Ломаллин! — и быстрым шагом отправился к своей кузнице.
Там он схватил молот и принялся колотить по наковальне до тех пор, пока молот не сломался, а наковальня не покрылась вмятинами-следами ярости кузнеца. Но гнев Огерна не унялся. Он смотрел в огонь и молча проклинал Ломаллина, отпуская своему богу оскорбление за оскорблением. Гнев мало-помалу отступал, и вызревал замысел мести. Огерну пришла мысль, что нанести удар Ломаллину он мог бы только через посредничество Улагана, и уж, конечно, покровитель людей получит по заслугам, если Огерн поклонится его сопернику…
Огерн завыл, откинул голову назад и повалился на пол. Ну не глупость ли? Повиноваться и поклоняться богу, который забрал жизнь у Рил? Но к кому же тогда ему обратиться? Какому богу поклониться? Улаган был его врагом, и Огерн решил, что будет изо всех сил бороться с человеконенавистником, проникать в его замыслы и козни и мешать им, когда только получится. Он знал, с каким богом ему сражаться, он понимал это очень хорошо…
Но с чьей помощью? Какой бог мог дать Огерну силы для такой мести? Если Ломаллин обманул его, к кому же ему обратиться за помощью?
Наконец, обессилев от гнева, Огерн повалился на пол кузницы и, рыдая, уснул.
Разбудил Огерна шум взволнованных голосов. Он испуганно огляделся и увидел длинный золотистый луч солнца, пробившийся в кузницу из-под шкур, занавешивающих вход. Огерн огляделся и поразился тому, что еще жив, жив после пережитого горя, и что мир продолжал существовать… без Рил.