— Держись, дружок. — Рука Огерна обняла плечи Лукойо, хотя сам кузнец имел довольно-таки бледный вид. — Уверен, нам предстоит повидать еще немало удивительного, пока мы доберемся до цели.
И он не ошибся — как только стемнело, им предстало очередное удивительное зрелище.
На ночлег они остановились около большой груды камней, но как только Лукойо присел на корточки, чтобы начать разводить костер, Манало сказал ему:
— Не так близко к этой скале, лучник.
— Почему? — удивился Лукойо. — Как только уйдет солнце, огонь согреет камни, и тогда нам будет тепло со всех сторон, а не только от самого костра!
— Это верно, — кивнул Манало. — Однако поверхность этой скалы — не просто камень.
— Ну, понятно, она блестящая и такая гладкая, что еще чуть-чуть, и я увижу в ней свое отражение.
Манало кивнул:
— Верно. И еще такие камни горят.
Огерн и Лукойо так уставились на мудреца, будто тот обезумел. Наконец Огерн обрел дар речи.
— Горящие камни?
— В мире много чудес, — заметил Манало. — Это лишь одно из них. Не сомневайся, этот камень горюч. Если не веришь, собери камешки у его подножия и брось в огонь. Но для начала, очень прошу, перенеси костер подальше от крупных камней.
Они поступили, как просил мудрец. Черные камешки загорались не сразу, но, пролежав некоторое время среди горящего хвороста, вспыхивали и горели долго. Огерн стоял на коленях и, как зачарованный, смотрел в огонь.
А Лукойо от радости захлопал в ладоши и радостно воскликнул. Затем он ощипал подстреленную им раньше птицу и устроил ее тушку над огнем.
Когда с трапезой было покончено, Огерн присел у огня, чтобы на ночь затушить его, но костер взревел, и языки пламени взметнулись на высоту человеческого роста.
— Назад! — вскричал Манало, но Огерн и сам уже отпрыгнул от огня.
Лукойо замер на месте. Мудрец медленно отступил, не сводя глаз с пламени.
А пламя взметалось все выше и выше. Вот оно уже на высоте вдвое выше человеческого роста. Выше, выше… выше дерева…
— Что стряслось, Учитель? — крикнул Огерн.
— Улаган снова направил против нас злое колдовство! — крикнул в ответ Манало.
И тут Лукойо разглядел на самом верху огненного столпа глаза, горящие ярче самого пламени, — белые посреди оранжевого. И смотрели эти глаза на него. Лукойо не в силах был отвести взор. Его словно к земле приколотили, да он почему-то и не хотел двигаться. А пламя вдруг опало и приняло некие очертания — стало тонким ближе к земле, а наверху появилось что-то вроде морды, а в ней — рубиновый язык. Язык высунулся и как бы лизнул воздух.
— Что это, Учитель? — Даже у Огерна голос дрожал.
— Это саламандра, — отвечал Манало. — Существо, созданное из огненной стихии. На самом деле можно даже сказать, что это дух огня. — О дух! Зачем ты посетил нас?
— Уф, конечно, по приказу Улагана, — отвечало огненное создание голосом пламени, бушующего в печи.
— Но как же так вышло, что ты служишь Багряному? — Голос Манало почему-то не дрожал.
— Я не служу ему, — проревел пламенный голос, и из глаз чудища вырвались языки огня. — Я делаю что хочу. Улаган сказал мне, что здесь есть топливо для моего пламени. И еще он попросил меня спалить наглых смертных, которых я найду около вот этого костра. Кто вы такие, ничтожные, и как вы смеете даже заговаривать с саламандрой?
— Я Манало, учитель людей, человек.
В глазах саламандры вспыхнули яркие искры, и дитя стихии проревело:
— Может, и так, но ты кажешься выше обычного человека. Твое сияние выше, чем твое тело, — вдвое выше. Ты горишь?
— Мое тело сгорит, как любое другое, — ответил Манало. — Но я надеюсь, что ты не поглотишь ни меня, ни моих друзей.
— Почему же?
— Потому что мы придемся тебе не по вкусу…
Лукойо не верил ни собственным глазам, ни ушам. Создание зависло в воздухе, ворча и подвывая. Наконец оно фыркнуло:
— Поглощать топливо — всегда мне по вкусу.
— Верю, — кивнул Манало. — Но в несчастных человеческих телах столько воды, что тебе проще было бы сжечь их, а не глотать.
— Наверное, — согласилась саламандра.
— Так зачем же тебе делать это? Потому что дружишь с Улаганом?
— Он мне не друг!
— Верно, он никому не друг и другом никогда не будет. Но если тебе не доставляет удовольствия делать то, о чем он тебя просит, так не делай же этого.