— Ты смотреть будешь, — пробормотала я, усмехаясь от похабности собственных мыслей. — А у меня соски от холода затвердели. Не выдержишь еще такой эротичной картины, набросишься.
Идиотская речь, максимально дебильная. Все медики раздражались до крика, когда их подозревали во влечении к пациентам противоположного пола. Дурость. Фантазии недотраханного организма, не бывает так. Мы для них — не люди. Неодушевленные предметы, вроде кувшина в натюрморте для художника. Они нас лечат, а не разглядывают. Но у меня от нервов крыша ехала. Я улыбалась, не выпуская из кулака ворот сорочки. Гомерического хохота на всю избу не вышло только потому, что живот болел. Кашель и смех мне тоже противопоказаны.
Изга промолчал. Пропустил мимо ушей неуместный намек, мою полную неадекватность и очередную сцену с упрямством. Я уже мысленно готовилась, что просто плюнет на меня и уйдет. Мужчины так делают. Машут рукой: «Да и черт с тобой», а потом исчезают. Перестают бороться. Надоедает им. Я иногда пользовалась этим по работе и сейчас заметила, что съехала на любимые рельсы. Нет, зря. Нельзя так. Вот зачем я его довожу? Что со мной происходит? Только что все осознала, прокрутила в голове, и снова бесы дергали за язык.
— Извини…
— Это лён, — не стал слушать Изга. — Плотный материал, много воды впитал. Он не высохнет на твоем теле. Ты себя-то согреть не сможешь. Худая, слабая. Я понимаю, что ты стесняешься. Первый раз меня видишь, не знаешь, где находишься, что происходит. Подозреваешь меня черте в чем. Нет, я не маньяк и не псих, я действительно пытаюсь помочь. Мало объясняю, потому что не время еще. Тебе после травмы и операции постельный режим нужен и полный покой. Давай договоримся. Все, что касается твоего здоровья и бытовых моментов — моя забота. Окрепнешь, встанешь на ноги — будем думать, что дальше делать. Я сейчас даже снегоход не могу починить, потому что тебя боюсь одну оставить. Помоги мне, Ирина. Пожалуйста. Довольно упрямства.
— Хорошо, — тихо ответила я и потянула сорочку вверх.
Сама раздеться не смогла, мокрая ткань застряла на плечах. Пока возилась с ней, так устала, что было уже все равно, в каком виде предстала перед шаманом. Он расправил на мне сухую сорочку и ушел к печке за чашкой с кашей.
Ирина ела молча. Послушно и сосредоточенно вычерпывала кашу из тарелки и аккуратно снимала ее с ложки губами, чтобы не испачкаться. Даже полулежа в кровати, прижимала локти к бокам и выглядела, как примерная папина дочка. Ошибся Изга, когда пенял ей на воспитание. Его-то как раз было через край. Оно проскальзывало в каждой мелочи и не давало больной Ирине наплевать на себя. Она стыдилась сходить в туалет, раздеться. Постоянно поправляла пряди волос, будто без расчески они могли лежать ровнее, и терла пальцами лицо. Вдруг грязь? Нельзя. Должна быть безупречной во всем. Как папа говорил.
Изга, танцуя с бубном и разговаривая с духами, видел ее отца, удушливым красным облаком нависшего над головой. Жесткий мужчина, властный. У многих детей тесная связь с родителями, но редко вот такая. Строгий хозяин дворовой собаки или купленной в магазине куклы, а не отец.
— Чай, — напомнил шаман, подавая кружку и забирая тарелку. — Осторожно, горячий.
— Что за марка? Пахнет странно.
Изга улыбнулся в ответ. Правы были столпы восточной медицины, когда делили людей по конституции на ветер, желчь и слизь. «Воздушная девочка». Постоянно о запахах говорила. Легкая, тощая, нервная. Дефицит веса с рождения, аппетита нет. И папа через маму постоянно пытался накормить. Насильно. Кашей, чем же еще? Вот и шарахалась Ирина от овсянки.
— Обычный чай. Дешевый. Я туда мяту добавил и замороженную бруснику.
— А сахар? Кислятина же. Или ты из тех, кто сахар в чай принципиально не кладет, чтобы букет не испортить?
Очень строгий и злой папа. Вечно всем недовольный. Ирина не понимала, что копирует его. Это сложно осознать.
— Лучше мед, чем сахар, но я не рискнул. Вдруг у тебя на него аллергия? Нам сейчас анафилактический шок совсем не в строчку.
— Я нормально ем мед. Без проблем.
— Хорошо, — согласился шаман и забрал пустую кружку.
Сейчас Ирине станет тепло, нервное напряжение отпустит, и глаза закроются. Изга добавил мяту в чай ради этого, а бруснику вместо антибиотика. Лекарство тоже было, лежало в саквояже на всякий случай вместе с хирургическими инструментами. Но раз метка бледнела в избе, то здесь лучше обходиться народными средствами. Слишком далеко современная фармакология ушла от природы, сбивала тонкие настройки организма и мешала шаманским амулетам работать. Операция — другое дело. Внутреннее кровотечение брусникой не остановить. Там без вариантов. Но поддержать вмиг ослабший иммунитет можно и без радикальных методов.