- Поговорим о твоем путешествии позже, - сказала старуха. - А потом я расскажу тебе и о свадебной корзинке.
Сжав мою руку с неженской силой, индианка потащила меня к мертвым оленям:
- Поторопись, нам надо управиться поскорее!
Мне стало по-настоящему страшно. Сунув нож мне в руку, старая индианка стала торопливо говорить:
- Быстро делай то, что я тебе буду показывать. Нужно покончить с этим, пока не наступило трупное окоченение.
Обе оленьи туши лежали на боку. Руби стала на колени, придала им нужное положение и затем, орудуя ножом, приказала мне повторять все ее движения. Эта женщина была моим единственным ключом в поисках корзинки, и потому я послушалась ее беспрекословно. Руби стала отделять копыта на задних ногах, и я тоже засунула лезвие ножа между к раем копыта и кожей. От вида крови и отвратительного звука разрезаемой плоти из моих глаз брызнули слезы. Но я продолжала работать, стараясь все повторять за Руби. Поначалу я резала аккуратно, но вскоре потеряла терпение и отделила копыто от сустава одним резким ударом, так что оно покатилось по крыльцу. Мне хотелось рыдать.
Старуха тем временем запустила свой нож под шкуру и стала отделять ее от мышц ноги по направлению к животу. Казалось, это занятие доставляет ей необъяснимую радость, и она следила за тем, чтобы я не отставала. Я старалась изо всех сил, и вскоре шкура на каждой ноге была отделена от мяса. После того Руби перевернула своего оленя на другую сторону и сделала то же самое с моим. Я была вся забрызгана кровью, мои руки и нож стали липкими. Неожиданно Руби вспорола брюхо своего оленя так быстро, что кишки и сгустки крови вывалились на крыльцо прямо передо мной прежде, чем я успела внутренне приготовиться к этому зрелищу. Закрыв глаза, я продолжала орудовать ножом. Чуть позже я все же нашла в себе силы посмотреть на внутренности. Там оказался мертвый плод, и я увидела, что молоко еще сочится из сосков матери. Тошнота начала накатывать на меня волнами. Закрыв глаза, я стала пятиться прочь и испугалась еще больше, когда на меня навалилась тьма.
Не представляю, как долго продолжалось это состояние, но когда я наконец открыла глаза, то увидела, что нахожусь одна среди расчлененных туш. Руби поблизости не оказалось.
Вскоре на крыльце появилась старуха с пачкой газет в руках. Расстелив их между двумя тушами, она вновь принялась за своего оленя - вырезала из него печень, почки и еще теплое сердце. Все это она разложила на газетах.
- Отлично, - сказала она, стряхивая кровь с кончиков пальцев, - теперь ты.
Я онемела от страха.
- Давай же!
Мне удалось извлечь из мертвого тела оленя каждый орган. Когда я вырезала сердце, Руби схватила сердце своего оленя и, подняв над головой, устремила взор в темнеющее небо. Затем она запела на языке кри. Песня вошла в мое сердце, и я посмотрела на сияющую луну и на осеннее небо, словно видела их впервые. Руби медленно повернулась ко мне лицом. В ее глазах мерцал странный свет.
- Хей ииих хей йиих, - песня оборвалась, последовала пауза и затем женщина сказала: - Это называетсяпесня-мол- ния. Ее поют, чтобы успокоить дух оленя.
После этого Руби отрезала кусочек сердца и стала есть его, сделав знак, чтобы я сделала то же самое.
- О, нет! - застонала я.
Воткнув нож в сердце, я отрезала маленький кусочек и положила его себе в рот. Я жевала, борясь с отвращением. Мой рот наполнился кровью.
- Хо, - сказала Руби, одобрительно кивая головой.
Мы вновь приступили к работе - полностью освежева-туши и скатали шкуры. Дикие оленьи глаза белели под луной, но я уже не испытывала никакой жалости.
Следуя указаниям Руби, я отрезал а голову, вырезала бока и филей и бросала каждый кусок в картонную коробку. Куски пропитанного кровью мяса заняли четыре коробки. Кишки Руби швырнула собакам, сбежавшимся на запах. Они бросились на пищу с рычанием, а затем разбежались, унося в зубах куски кишок.
Когда разделка туш завершилась, я испытала огромное облегчение. Я так устала и все мое тело так оцепенело, что единственным моим желанием было отправиться в постель. Руби внесла коробку с мясом внутрь, затем вернулась за второй, после этого и за третьей. Когда же она пригласит меня к себе? Но Руби, казалось, и не думала возвращаться после того, как внесла в дом четвертую коробку. Я робко постучала в дверь окровавленным кулаком.
Она отворила дверь:
- Чего?
- Мне нужно помыть руки. Можно войти? И мне нужно где-то поспать.
- Помоешь утром, - она захлопнула дверь прямо перед моим носом.
- Погодите, где же я буду спать?
- Поспишь в своей машине, васину, - услышала я ее хриплый шепот.
Господи, не могла же она говорить это всерьез. Я стала смотреть по сторонам в поисках умывальника.
Наконец до меня начало доходить, что Руби не шутила. Я развернулась и медленно побрела к машине, забралась туда и скрутилась на заднем сиденье. Тут до меня донеслись голоса диких зверей, и я быстро заперла дверцы. Поспать мне удалось совсем немного.
Проснулась я под утро, услышав, как в окно машины стучится Руби. Старуха держала в руках жестянку и большой кусок вяленой оленины - «джерки». Открыв дверцу, все еще слишком сонная, чтобы сказать что-либо вразумительное, я тупо уставилась на Руби. В жестянке оказалась горькая жидкость, по запаху напоминающая кофе.
Я позавтракала и направилась к хижине. Оказалось, что часть оленьей головы уже съедена, копыта куда-то исчезли, а кровь смыта или соскоблена с крыльца. Руби, вооруженная топором, вышла из хижины и направилась к поленнице. Там она стала рубить хворост, совершенно не замечая моего присутствия.
Лишь сейчас я вспомнила об одеяле и табаке в багажнике моего автомобиля. Вытащив их оттуда, я направилась к Руби и протянула ей дар.
- Руби, я приехала к тебе издалека. Я понимаю, что здесь меня не ждут и я никому здесь не нужна.
Руби молча продолжала делать свое дело.
- Пожалуйста, прими от меня в подарок это одеяло и этот табак. Я пытаюсь найти свадебную корзинку. Не знаешь ли ты, где живет Агнес Быстрая Лосиха?
- Да, знаю, - ответила Руби, ломая ветку об колено. Приняв одеяло и табак и разложив их на хворосте, Руби медленно обернулась ко мне.
- Она живет за девять миль отсюда. Прямо на восток. Вытащив из пачки одну сигарету, она закурила.
- Туда можно добраться только пешком. Но я на твоем месте не стала бы забираться в лес, не подружившись с моими собаками.
- С твоими собаками?
- Да, эти звери в резервации совершенно дикие и очень. Они уже убили не одного мужчину и разорвали не го ребенка. Чаще всего они собираются в стаи и отправляются на охоту. Я знаю, они загнали нескольких оленей, ногда они убивают даже своих сородичей. Ты должна представиться им. Лишь по еле этого можно свободно разгуливать по лесу. Собаки гораздо более опасные звери, чем ты можешь себе вообразить.
Что же мне нужно сделать? Просто приласкать их или попытаться найти с ними общий язык как-то иначе?
Я позову их, а ты должна стоять совершенно непод вижно. Не показывай, что боишься, или я не сумею совладать сними.
- Что же может тогда произойти?
Руби ничего не ответила, а только пронзительно засвистела, и тут же с разных сторон к нам подлетели около тридцати собак. Они были самых разнообразных расцветок и размеров. Псы кружили вокруг нас. Увидев, что пищей здесь и не пахнет, одна огромная, безобразная зверина стала рычать и лаять. Затем к ней присоединились остальные псы. Лай, рычание, сопение доносились со всех сторон. Руби с охапкой хвороста в руках направилась в хижину.
- Погоди!… - еле выдавила я из себя.
Я знала, что, если один из псов бросится на меня, он спровоцирует цепную реакцию, и меня тут же разорвут в клочья. Взяв себя в руки, я загнала страх в глубину души. Собаки приближались ко мне, все плотнее смыкали кольцо, смелея и рыча все громче. Я подавила крик. Несколько холодных носов ткнулись мне в колени и ступни. Один из носов проявил особый интерес к моему паху. Огромный черный пес бросился ко мне и, упершись передними лапами в плечи, облизал мне лицо. Дыхание другого пса я чувствовала на своей спине, третий жевал мой ботинок. Я заставила себя оставаться на месте, преодолев желание пуститься наутек.