– Послушай, – воскликнул с горячностью Владислав, – но слова о зиме можно понять по-иному!
Гюнтер отрицательно покачал головой.
– Ну, коли так…– огорчённо промолвил вождь. Ему уже больше нечего было добавить. Он чувствовал, что все его доводы напрасны. И всё же добавил:
– Возьмите на всякий случай ракетницы – авось пригодятся.
Немец резко ответил:
– Wer lacht zuletzt, lacht am besten!*
Затем перешёл на русский:
– Я почти уверен, что нет никакой Шамбалы, поэтому мы постараемся пережить плохие времена, вернувшись на Алтай. Там мы и создадим новую колонию – Сарепту Алтайскую, продолжив, тем самым, дело наших предков.
«М-да, натуральная «железная воля», – подумал удручённо Высокая Скала, силясь вспомнить, где он читал об этом в далёкой юности. – Ладно, сама жизнь нас рассудит».
* Смеётся лучше всех тот, кто смеётся в конце (нем.)
*****
Владислава так и подмывало увидеть накануне вечером Грету, но она не выходила из своей палатки. Наконец-таки, он углядел знакомый и столь притягательный для него силуэт девушки, которая стояла к нему спиной подле саней. Видимо, Грета почувствовала его взгляд и обернулась. Грустно улыбнулась и, когда Гюнтер отошёл собираться, приблизилась к Владиславу:
– Я не хочу уезжать, но брат настоял. Он сказал, что не верит, будто вы найдёте Шамбалу, и все мы можем погибнуть.
Мягкий, трогательный акцент девушки, тон её речи резали на куски сердце Владислава. Он с трудом сдерживал душившие его слёзы:
– Быть может... ты передумаешь? Я имею точные сведения, где находится Шамбала. И разве ты не знаешь, что сейчас творится в остальном мире? Там – полный хаос, голод и вражда. Наступила пора, когда людям надо держаться вместе, поодиночке мы погибнем!.. Наконец, я просто не хочу тебя терять. Мы обязательно отыщем ту счастливую страну и будем… вдвоём. Скажи мне «да», и я тебя никому не отдам!
– Прости, но я вынуждена подчиниться ему, как старшему в семье. Ведь с тобой, Владислав, мы практически ничем не связаны. А у меня, кроме Гюнтера, никого больше нет. Он меня очень любит, и моё сердце разрывается между ним и тобой. Ты действительно стал частью моей души. Но, к сожалению, вы не сойдётесь с ним характерами – он тоже лидер по натуре.
– Что ж, каждый решает за себя в этой жизни, – с отчаяньем сказал Владислав. У него защемило сердце в предчувствии не суливших ничего доброго событий. – Прощай...
Они даже не могли обняться. Постояли напротив друг друга и разошлись.
*****
А с востока той порой наползали бесконечные рваные тучи. И тёмно-фиолетовая мгла лишь слегка давала пробиться солнечным лучам. Повалил мокрый снег. Он падал всё чаще и чаще. Пушистые снежинки на лету склеивались, превращаясь в пушистые хлопья. Была не самая лучшая обстановка для отъезда. Однако немцы упрямо придерживались своих намерений. Всё уже было готово: сани прицеплены к снегоходам, люди настроились в путь.
Никогда не терявший оптимизма Зигмунд подошёл к Свирепому Вепрю, пожал руку. Они успели сдружиться, неоднократно вместе охотясь. И теперь немец хотел сказать несколько слов другу. Он как бы испытывал чувство вины за то, что покидает общину, и желал её загладить:
– Извини меня, Иван, но я не могу по-другому поступить, бросив моих друзей. Nichts persönliches!*
– Конечно, Зигги, я всё понимаю. Бывает, иногда так складываются обстоятельства, когда наступаешь на горло собственным желаниям, чтобы осуществить что-то необходимое. Главное – мы не расстаёмся врагами. Правильно говорю, дружище?
– Ja, ja, natürlich. Alles gute!**
– Что ж, – продолжил Иван, – Как у нас говорят: вольному – воля, а спасённому – рай. Знать бы только, кого ждёт этот рай.
В ответ Зигмунд лишь с досадой махнул рукой, а после посмотрел на форштеера. В этот момент Ландрус жестом указал сестре на место позади себя на снегоходе. Она уселась, и он махнул рукой на прощание остающимся. Затем обернулся к своим спутникам и двумя пальцами показал вперёд: