Аудиенция состоялась. Свидание было натянутым, невзирая на присутствие Хасана–Хаджио. Разговор больше касался настоящего положения Дагестана. Магомет старался смягчить отношения. Подробно рассказывал о мирных занятиях горцев, о том, что они помнят Шамиля, при случае даже клянутся его именем. Рассказывал он и о преобразованиях, которые сделаны в крае царским правительством.
На другой день Магомет снова явился к Шамилю на Золотаревскую улицу. На этот раз прием носил более дружественный характер. Имам показал гостю свой дом, в библиотеке перебирал вместе с ним книги, читал их названия, затем коротко объяснял содержание. Затем показал свое хозяйство, маленький сад. Старился обратить внимание на карету — экипаж в Дагестане малоизвестный. Шамиль просил передать дагестанцам, чтобы они не верили слухам, будто его мучают и истязают в России. Прощались тепло.
Хасан–Хаджио в 12–летнем возрасте был пленен на Ахульго и привезен в Россию. Его отдали богатому человеку по фамилии Парамонов. Когда Хасану–Хаджио исполнилось 20 лет, его определили в армию, записав по фамилии хозяина. Освоившись немного, горец обратился к командиру роты со следующими словами: «Моя фамилия не Парамонов, а Малачиха–нов, имя Хасан–Хаджио». Офицер ничем не помог ему. Через некоторое время в часть прибыл генерал, выстроил полк.
— Имеются ли претензии? — спросил генерал. Дагестанец сделал шаг вперед.
— Я пленный с горы Ахульго, — сказал Хасан–Хаджио. — Моя фамилия Малачиханов, а меня без моего согласия зовут Парамоновым.
Генерал остался недоволен командиром полка и велел исправить ошибку. Но оказалось, что дело это не из легких. Пришлось много раз описывать, как получил горец русское имя, как очутился в плену, с кем попал, кто родственники, начиная от далеких предков и кончая нынешними.
В то время переводчиками у генерал–губернатора в Темир–Хан–Шуре служили Джахбар–Ага из Гимр и Агакиши из Унцукуля. На запрос из Петербурга они ответили, что лично, Хасана–Хаджио не знают, но перечисленные им люди действительно были на Ахульго. Хасану–Хаджио разрешили носить имя и фамилию, данные родителями, но товарищи по службе по–прежнему называли его Парамоновым.
Участвовать в боях против Шамиля и сородичей Малачиханов категорически отказался, но зато, когда началась Крымская война, с удовольствием уехал на фронт. В Севастополе ашильтинец находился все 11 месяцев обороны. О нем знали и лестно отзывались адмиралы Нахимов, Корнилов, Истомин. Дагестанец закончил войну, имея несколько высоких наград. Он был среди самых доблестных воинов Севастополя, которым оказали честь быть принятыми российским императором.
В год приезда Шамиля в Калугу Малачиханову–Парамонову было 32 года, он имел чин штабс–капитана, служил в Колыванском пехотном полку и был женат на русской женщине. Под его командованием в ту пору находилась рота солдат, расположенная в деревне, километрах в 30 от Калуги.
Перед тем, как являться к Шамилю, Малачиханов–Парамонов переодевался в гражданское платье. Он тщательно скрывал историю своей необыкновенной жизни, хотя, как нам кажется, имам мог бы правильно понять его.
После свидания с Шамилем Магомет и его брат Хасан–Хаджио уехали в деревню. Здесь между ними произошел примерно такой разговор:
— У тебя есть дети? — спросил Хасан–Хаджио.
— Один сын, — отвечал Магомет.
— Будут еще, а сына привези мне. Не просил бы, если бы мог иметь своих, — сказал ему офицер.
Магомет исполнил просьбу брата и привез ему семилетнего сына Нури–ча. Когда Нурич первый раз пришел в дом Шамиля, его перецеловали все женщины, а имам посадил мальчика на колени и долго ласкал. По щекам видавшего виды горца текли слезы. Кази–Магомед усердно учил Нурича Корану, а в деревне жена Хасана–Хаджио — русскому языку.
Шамиль очень полюбил мальчика. За одну неделю по его приказу дочери сшили Нуричу отличный костюм. Учили обычаям и порядкам, какие были на родине. Затаив дыхание, мальчик слушал рассказы о Кавказской войне. Прошли годы. В 1886 году, когда Нуричу исполнилось 16 лет, сын имама Мухаммед–Шеффи, служивший в царской армии, забрал юношу к себе. Через два года, когда Нурич мог получить первый офицерский чин, он отказался от этой возможности. Уехал в Дагестан.
Шамиль и мужчины его дома совершали загородные поездки и даже путешествия. Горожане не раз их видели за речкой Ячейкой, где проводились скачки. Обычно имам устраивался на вершине крутого спуска к речке. Кази–Магомед и Мухаммед–Шеффи иногда, с позволения отца, принимали участие в ристалищах, но не на приз, а для собственного удовольствия. Один из свидетелей этого зрелища писал: «Мне давно, еще мальчиком, дважды пришлось видеть, как джигитовали на своих скакунах сыновья Шамиля и черкесы его свиты, ной до сих пор не могу забыть той смелости и изумительной ловкости, какую они обнаруживали во время своих головокружительных упражнений»[89].