Выбрать главу

Но из многотысячной безропотной массы солдат находились такие, которые не выдерживали тягот службы и убегали к Шамилю. Убегали не только русские солдаты, но и поляки и представители других народностей, несшие воинскую повинность в царской армии.

Во многих дагестанских аулах можно было видеть беглых солдат. Декабрист Александр Бестужев–Марлинский, четыре года служивший в Дагестане, написал очерк «Рассказ офицера, бывшего в плену у горцев». В нем рассказывается, как однажды на Койсубулинский (Гимринский) хребет поднялся офицер. Его сопровождало несколько человек казаков и местных жителей. Офицеру захотелось с вершины хребта посмотреть на другую сторону, где находились земли Шамиля. И вдруг как из‑под земли появились мюриды, раздалось несколько выстрелов, кто‑то оказался убитым, а офицер захваченным в плен. Его привезли в Гимры. «Привели толмача, русского человека лет 50, с сединой в подстриженной бороде, — писал Бестужев–Марлинский, — он обнял меня, боязливо ободрил словом… и сам с каким‑то умилением слушал мои приветы».

В 1842 году пленного князя Илико Орбелиани и его товарищей вели из Кумуха в Ведено?. Очередной отдых был дан в одном из аулов Ахваха, в часе ходьбы от Караты. К князю подошла женщина, грузинка из кахетинской деревни Артана, много лет назад увезенная в горы. 15 лет она жила с беглым русским солдатом. В тот же вечер к Орбелиани явился еще один человек. История последнего оказалась еще более необыкновенной. Он бежал из отряда генерала Зубова, когда тот приходил в город Дербент в 1796 году. С тех пор как он покинул солдатские ряды, прошло 45 лет. Он сжился с горцами, изучил их язык, женился на горянке, и она подарила ему нескольких детей.

В 1840 году Шамиль писал наибам в категорической форме: «Знайте, что те, которые перебежали к нам от русских, являются верными нам, и вы тоже поверьте им. Эти люди являются нашими чистосердечными друзьями… Создавайте им все условия и возможности к жизни»[93].

Солдаты уходили от своих, забыв Бога и царя, и встречали у горцев хороший прием и братские отношения.

Мы имеем возможность цитировать «Весьма секретный рапорт», составленный 9 января 1842 года, когда бегство нижних чинов начинало приобретать угрожающие размеры. Начальник левого фланга Кавказской линии генерал–майор Ольшевский доносил генерал–лейтенанту Граббе: «Вашему превосходительству известно, что до сих пор наши военные дезертиры считались у чеченцев ясырами и принуждены были исполнять самые трудные работы. Каждый военный дезертир составлял собственность чеченца, которым был пойман. Ныне Шамиль изменил этот обычай и постановил давать свободу всем военным дезертирам. Он собрал уже 80 человек беглецов, из коих некоторых, если они находились у сильных людей, купил, а остальных людей насильно отобрал. Шамиль

составил при себе из этих людей стражу, дал им оружие и отвел им землю в Даргах для поселения, но, пока они выстроят себе дома, Шамиль дозволил им жить у кунаков.

Дурное обращение чеченцев с нашими военными дезертирами, — сообщал далее Ольшевский, — удерживало многих неблагонадежных солдат… от побегов, но если теперь они узнают, что Шамиль дает дезертирам, то я боюсь, что побеги увеличатся». Далее Ольшевский дает следующий совет Граббе: «Если мои опасения окажутся справедливыми, то я полагал бы для удержания солдат от побега первых пойманных дезертиров расстрелять….[94]" Невзирая на эту крайность, царские солдаты переходили на сторону горцев или во время боя оказывали только видимое сопротивление.