Как‑то раз: — пишет далее академик, — уже в 1932 году, просматривая инвентарь института, книги, документы и письма, я обратил внимание на упомянутый там автограф Шамиля… Адресатом был назван «генерал князь Богуславский», и мне сразу вспомнился переводчик Корана»[99] Личность Богуславского настолько привлекла ученого, что он специально занялся поисками сведений о нем. В собраниях Азиатского музея И. Ю. Крачковский нашел записки зятя имама Абдурахмана, где последний тепло вспоминает о «полковнике Богуславском». Из этой работы академик впервые узнал, что полковник служил короткое время при Шамиле. Богуславский вел дневник, как другие приставы.
Вторым по счету приставом у Шамиля был Аполлон Иванович Руновский, происходивший из дворян Воронежской губернии. Он участвовал в боях против горцев в Дагестане в 1841–1843 годах. Тогда же его ранили пулей в ногу. После излечения А. И. Руновский вернулся в строй. В 1851 году он был служащим на первом фланге Кавказской армии. В 1859 году, 31 октября, сменил полковника Богуславского и приступил к весьма серьезной должности пристава Шамиля. При первой же встрече с Руновским имам попросил, чтобы пристав, дав слово, держал бы его, даже если для этого надо было умереть. «Я здесь на чужбине, — сказал Шамиль, — старый человек, не знаю ни вашего языка, ни обычаев, а поэтому я тут не старик Шамиль, а маленький ребенок, который остался сиротой и нуждается в попечении няньки…»[100]. Он еще попросил:
— Прошу любить меня, и я вам тем же отвечу.
— У нас есть пословица, — отвечал Руновский, — пока ребенок не заплачет, мать не разумеет.
— И у нас есть, — сказал имам, — хорошо, я буду плакать, когда мне что нужно.
Ровно два года находился при имаме Руновский. Все это время между Шамилем и его приставом сохранялись самые добрые отношения. Пристав изо дня в день вел дневник, где делился своими впечатлениями о Шамиле. Нередко мы читаем на страницах его рукописи самые лестные отзывы о дагестанце. Русский офицер представляет Шамиля честным, храбрым, талантливым. И мы верим, что А. Руновский пишет правду о своем подопечном. «Приобретательная способность так же мало в нем развита, — сделал запись в дневнике от 11 января 1860 года А. И. Руновский о Шамиле, — как в грудном ребенке», 29 февраля пристав отмечал: «По утрам Шамиль приходит в кунацкую и занимается поучением или экзаменами сыновей и прочих мужчин… Вечером… рассказывает им разные эпизоды из Кавказской войны за время Ермолова или за время его собственного управления».
Как‑то раз, в минуту откровенности, между Шамилем и приставом произошла такая беседа.
— Ты видишь мою жизнь, — сказал имам А. И. Руновскому, — я довольствуюсь малым и могу довольствоваться еще меньшим. Дети мои должны добывать хлеб так же, как и я его добывал. Для них это будет гораздо легче, нежели это было для меня, потому что я оставлю им*наследство, какого не получил сам: они дети Шамиля.
В другой раз Руновскому захотелось узнать, кого называют абреком. По Шамилю выходило, что абрек — это все равно, что эмигрант, беглец.
— Дагестанскую милицию знаешь? — спросил он пристава.
— Знаю.
— Вот это абреки… А знаешь, что ваши штрафные горцы бегали от вас и являлись ко мне?
— Знаю.
— Вот это тоже абреки. Больше нет.
«Невзирая на краткость объяснения. — отмечает пристав, — оно довольно понятно».
А. И. Руновский ни разу не отмахнулся от просьб имама и членов его семьи, но очень часто, в нарушение инструкции, делал разного рода исключения. По его указанию единственный орган в Калуге из дома коменданта города Еропкина доставили Шамилю. А. И.Руновский показывал Шамилю достопримечательности Калуги и окрестностей, служил гидом на заводах и фабриках, куда возил дагестанца и его сыновей. На лето вывозил семью имама на дачу, стараясь и там быть во всем полезным. Шамиль проникся таким доверием к русскому, что посвящал его в святая святых своего дома.
12 апреля 1860 года в день уразы–байрама Аполлон Иванович был приглашен на домашнее богослужение. В 6 часов утра в кунацкой собрались все мужчины семьи имама. Здесь же присутствовали три казанских татарина, привезших в Калугу свои товары, ссыльные горцы и несколько солдат–мусульман, несших службу в местном гарнизоне. Как молились гори я, А. И.Руновский видел и раньше, но моление Шамиля — впервые.