Иногда между сыновьями и зятьями имама происходили ссоры. И в них «громоотводом» являлся пристав. В частности, он помирил Мухаммеда–шеффи с Абдурахманом. Сколько раз пристав своей чуткостью предупреждал ссоры в семье имама. Хотя при доме имелись специальные переводчики, но Шамиль и Руновский нередко обходились и без них.
12 ноября 1861 года русского офицера, как человека одаренного, перевели в Тифлис для особых поручений при главнокомандующем армией князе А. И. Барятинском. Расставание было грустным. После службы у Шамиля Руновский занимал разные должности, в их числе должность помощника военного губернатора Сырдарьинской области. Аполлон Иванович пережил Шамиля и скончался 28 апреля 1874 года. А. И.Руновского в качестве пристава сменил Павел Гиллярович Пржецлавский. Родился он в 1821 году в Гродненской губернии. По национальности поляк, дворянин. Службу в армии начал 17–ти лет. В 1852 году попал в 1–й Дагестанский конно–иррегулярный полк в качестве адъютанта. Здесь оказался полезен, так как хорошо владел кумыкским языком. В 1858 году его назначили помощником шамхала Тарковского, затем Дербентским уездным начальником. Перед. тем, как стать приставом Шамиля, П. Г.Пржецлавский занимал должность начальника Среднего Дагестана.
1 апреля 1862 года П. Г. Пржецлавский прибыл в Калугу и приступил к исполнению обязанностей пристава Шамиля (и оставался им до конца 1865 года). В противоположность Д. Н. Богуславскому и А. И. Руновскому, Пржецлавский не произвел на Шамиля благоприятного впечатления. Имаму нетрудно было заметить, что новый опекун питает плохо скрываемую ненависть к жителям Кавказа вообще и к горцам Дагестана в частности.
Пржецлавский все годы, что прожил у Шамиля, как и Руновский, вел дневники. Они были изданы в «Русской старине» в 1877 году, и, как сообщает редакция в предисловии, «под пером рассказчика некогда грозный имам Чечни и Дагестана являлся довольно сварливым и слабым старичком». И действительно, Шамиль из дневников нового пристава предстает совсем иным человеком, чем из описаний Богуславского и Руновского. Может, здесь сказывалось то, что Пржецлавский 6 лет прослужил в 1–м Дагестанском конном полку, состоящем сплошь из противников Шамиля. Но будет справедливо, если мы, как и двум первым, дадим слово и третьему приставу имама.
«Кази–Магомед, старший сын Шамиля, — читаем мы в его дневнике, — отъявленный фанатик, искусно маскирующийся в общении с русскими, но для меня понятный. Абдурахман — зять Шамиля., фанатик в душе и хитер до наглости. Зайдет — фанатичка, жадна на деньги и хитра до утонченности… Чай, — сообщает Пржецлавский, — пьет такой жиденький, что сквозь него можно смотреть не только на Кронштадт, но и на Кавказ — на самый Дарго–Ведено».
Шамиль, по Пржецлавскому, не только скуп, но и бессердечен. Вот, к примеру, случай, описанный им: при возвращении из Говардово, куда горцы ездили смотреть писчебумажную фабрику, пристяжная лошадь ударила нового ямщика. Ямщик скончался. К Шамилю пришли дети и жена умершего. На их просьбу дать милостыню имам будто бы сказал: «А мне до них какое дело!» «Прислуга в доме Шамиля из крестьян, — отмечает Пржецлавский. — Она меняется часто. Я подозреваю, что это делается из экономии и спекуляции. Старый кучер увольняется, и покуда приищется новый, проходит 5–10 дней, за лошадьми кто‑то присмотрит, а между тем 2–3 рубля остались в кармане».
«Вообще Шамиль не умеет поддерживать кабинетного разговора, — глубокомысленно сообщает автор дневника, — Кази–Магомед и Абдурахман на аварском наречии подсказывают ему, что сказать или что отвечать гостю».
С самого начала между Шамилем и его приставом установились натянутые отношения; в дальнейшем же начались раздоры. В конце 1865 года из Петербурга специально приезжал адъютант военного министра России полковник Брок. После личного разбора дела он повез письмо Шамиля в столицу. Министр Милютин в ответном письме сообщил имаму: «Неудовольствия ваши против пристава основаны большей частью на предположении, будто он во всех своих действиях, донесениях и даже ходатайствах о ваших пользах постоянно имел в виду одну цель: унизить и оклеветать вас в общем мнении и возбудить против вас негодование правительства. Но донесения пристава нисколько не подтверждают Ваших подозрений».
Помирить стороны после всего происшедшего было невозможно, и поэтому в начале 1866 года П. Г. Пржецлавского от должности освободили, отослав его на Кавказ, где он стал служить при наместнике.
После Пржецлавского должность пристава была упразднена. Надзор за Шамилем с 1 февраля 1866 года поручили губернскому воинскому начальнику генерал–майору Михаилу Николаевичу Чичагову, ставшему другом дагестанца. Отсутствие офицера–переводчика затрудняло отношения для обеих сторон. В связи с этим 25 марта 1867 года на эту должность прибыл из войска Донского сотник Онуфриев, к этому времени окончивший полный курс на отделении восточных языков Новочеркасской гимназии. Сотник Онуфриев до этого служил письменным переводчиком при управлении Западного Дагестана, так что был подходящей кандидатурой и для Шамиля и для правительства. Необходимо сказать, что Онуфриев вполне справился с возложенными на него обязанностями. Он сопровождал Шамиля на приемах, занимался переводами, а перед отъездом имама в Киев дважды ездил туда и контролировал ремонт дома, где должен был поселиться имам со своей семьей. И, наконец, Онуфриев в 1869 году провожал Шамиля до Одессы. Офицер приобрел билеты в подходящие каюты, усадил дагестанцев на пароход и теплотюпрощался с ними. Оба, и Шамиль и Онуфриев, благодарили друг друга, обещая помнить дружбу, которая возникла за два года их совместной жизни.