Выбрать главу

Джамалутдину было 8 лет, когда отец его Шамиль обосновался на Ахульго. Так же, как и остальные защитники крепости, мальчик испытывал все невзгоды осады. Как мы уже описывали, у осажденных тогда не хватало еды, не было медикаментов, больные и раненые лежали без присмотра; чтобы достать глоток воды, приходилось жертвовать людьми.

17 августа царские войска овладели передовыми укреплениями. В час дня Шамиль поднял белый флаг. Российское командование предложило начать мирные переговоры. По предварительному условию Шамиль должен был отдать в аманаты старшего сына Джамалутдина. Имам категорически отверг это предложение. Тогда, как пишет Мухаммед–Тахир ал–Карахи, «изнуренные защитники, всюду и везде искавшие спасения, усиленно просили Шамиля пожертвовать общему благополучию своим сыном»[102]. В тот день, когда отдавали Джамалутдина в качестве заложника, Шамиль, говорят, обратился к своим мюридам с просьбой, чтобы кто‑нибудь сопровождал ребенка. Вызвался только один — чиркеевец

Юнус, «личный друг и боевой товарищ имама». Прощаясь, отец обнял сына, мать плакала. Защитники смотрели на мальчика с благодарностью: может, закончатся их испытания. За руку Юнус повел 8–летнего Джамалутдина.

Юнус и Джамалутдин двигались по сложному лабиринту тропы, поворачивая то направо, то налево, затем спустились к речке Ашильтинке. Проходя мимо пещер и укреплений из камня, они видели исхудавших, закопченных порохом мюридов, видели перевязанных на скорую руку тряпьем раненых. Но стонов не слышали. Два слова сопровождали их всё время — нух битайги — «хорошего пути, счастливой дороги». Верный мюрид Шамиля и сын перешли речку и стали подниматься на гору. Извилистая тропа повела наверх в сторону Ашильты, где находился лагерь Граббе. Стояла тишина, от которой люди давно отвыкли. Все взоры в русском лагере были устремлены к двум фигурам, одной большой, другой маленькой, идущим по тропе. Вот они подошли к Арадатау–леб Гох, задержались на минутку и прошли мимо пушек. Затем поднялись к развалинам Ашильты.

Прием у генерала Граббе состоялся на рассвете следующего дня — 18 августа 1839 года. Когда Юнус и Джамалутдин шли между рядами солдат, играл духовой оркестр. Звуки музыки услыхали и защитники Ахуль–го. Появилась надежда: может, все повернется в лучшую сторону. Сказав несколько теплых слов в адрес Юнуса, генерал приступил к делу. Он сказал: «Я слышал, что Шамиль слушается твоего совета. Уговори, упроси его явиться лично. Эта явка ему принесет большое счастье на всю жизнь». Юнус отвечал так: «Шамиль никогда не согласится на ваши предложения, а если и согласится, — народ никогда не позволит ему приехать к вам»[103].

Вернувшись на Ахульго, Юнус передал слова Граббе и свой ответ. Шамиль сверкнул глазами и проговорил: «Пусть делают, что хотят, но от нас больше ничего не получат, кроме работы шашкою». Слова имама, подхваченные, будто эхом, разнеслись по горе. Некоторые приуныли, они просили Шамиля уступить могущественному врагу. И на этот раз от человека, отдавшего добровольно своего сына в руки врагов, мюриды услышали ответ, приведший в чувство растерявшихся: «Слабость и трусость никогда и никого не спасали»[104].

Юнус снова ушел в лагерь противника.

— Вы, — сказал дипкурьер Шамиля генералу Граббе, — обещали заключить мир, если он выдаст своего сына. Требование исполнено, но обещанного нет… Вам… имам более не верит.

. Джамалутдин в это время жил в палатке Чаландара, выходца из аула Чиркей. К нему явился Юнус. В разговоре Чаландар дал понять, что ни один из осажденных не останется в живых. Он предложил Юнусу вернуться на Ахульго и уговорить всех чиркеевцев перейти к Граббе. Юнус сделал вид, что согласен с доводами своего земляка, но, прибыв на гору, попросил у Шамиля разрешения неотлучно быть при нем. Таким образом, 8–летний Джамалутдин остался один в лагере царских войск.

Как же сложилась дальнейшая судьба сына Шамиля?

Джамалутдина доставили в Темир–Хан–Шуру, а затем в курьерском экипаже отправили в Петербург.

Прошли месяцы, годы. Война шла своим чередом Шамиль активизировал свои действия. Нередко царские генералы оказывались в положении Шамиля, блокированного в 1839 году на Ахульго. В 1843 году восставшие горцы имели блестящие успехи. Почти весь Дагестан был очищен от царских войск. В 1845 году в Ичкерийских лесах Чечни наголову разгромили графа Воронцова.

Судьба Джамалутдина как бы отодвинулась на второй план. И все‑таки царь и правительство в какой‑то мере надеялись через наследника имама влиять не только на самого Шамиля, но и на дагестанцев.