«Вот в чем заключается просьба моя к Вашему сиятельству, — обращался больной, — со дня прибытия моего в благословенный город Мекку я не встаю более с постели, удрученный бесчисленными недугами, так что мысль моя постоянно обращена к переходу из этого бренного мира в мир вечный. Если это совершится, то прошу Вашей милости и великодушия не отвратить после моей смерти милосердных взоров от моих жен и детей, подобно тому, как Вы уже облагодетельствовали меня, чего я не забуду. Я слышал, — диктовал Шамиль далее, — что Великий государь император милостиво разрешил сыну моему Кази–Магомеду посетить меня, за что и благодарю его глубочайшею благодарностью. Я завещал женам моим и сыновьям не забывать Ваших милостей и оставаться Вам признательными, пока будут жить на земле.
Прошу у Вас исходатайствовать у Государя императора… чтобы в случае смерти моей он соединил вместе жен и детей моих для того, чтобы они не остались как овцы в пустыне без пастыря». Немного подумав, Шамиль попросил добавить к написанному следующие слова:«… Полагаю, что это письмо есть прощальное и последнее перед окончательною разлукой с Вами…»[132]
Шамиль умирал. Почти вся семья находилась у его ложа: плачущая, готовая сойти вслед за мужем в могилу Шуанет, больная Зайдет, две дочери, две внучки и 8–летний сын Магомед–Камиль, еще не совсем понимающий, что происходит в доме. Не было только старших сыновей — вечной тени отца Кази–Магомеда (он приедет уже после смерти Шамиля) и Мухаммеда–Шеффи, которого служба удерживала в России.
Во дворе дома бывшего имама, на улице, в ближайших кварталах толпился народ.
Умер Шамиль в полном сознании 4 февраля 1871 года.
Закончить свое повествование мне хочется словами знаменитого дагестанца, профессора Петербургского университета Мухаммеда–Али Мирза Казем–бека: «Шамиль пришел к выводу, что если горцы Дагестана будут посещать Россию чаще, то, ознакомившись с русским народом и русской жизнью, они не поддадутся ни на какие красноречивые убеждения о пользе и необходимости объявлять газават против христиан»[133].
ПРИЛОЖЕНИЕ
ПИСЬМА ШАМИЛЯ И ЕГО ЖЕН.
Печатаемые письма Шамиля взяты мною из переписки его с князем Александром Ивановичем[134], начиная с 1859 года или прибытия бывшего имама в Калугу и до его смерти, последовавшей в феврале 1871 года у гроба Магомета, в Медине.
За исключением первого письма, написанного по–русски, вся прочая переписка Шамиля с генерал–фельдмаршалом, согласно желанию князя, выраженному, в ответе на первое письмо Шамиля, производится самим имамом на арабском языке, переводы с которого здесь и печатаются. Эти письма интересны не только по цветистому, наполненному метафорами — языку — столь присущему Востоку, но и по содержанию своему. Кроме благодарности Шамиля за изливаемые на него милости, можно видеть из этих писем, что бывший владыка гор до 1868 года остается на жительстве в Калуге и что в следующем году переехал по железной дороге в Киев. Последнее предсмертное письмо Шамиля, от 14 января 1871 года, пишется из Медины, куда он отправился из Киева в этот священный город мусульман, на поклонение гробу Магомета, в 1869 году. Сверх того, из этой переписки видно, что в 1866 году Шамиль присягнул на верноподданиче–ство своему отечеству — России. Последние три письма принадлежат женам Шамиля, писанные ими к князю Александру Ивановичу Барятинскому в 1871 году, после смерти их мужа, бывшего имама.
К письмам приложены русские переводы, которые и помещены на страницах «Русской старины»[135].
Генерал–майор М. Я. ОЛЬШЕВСКИЙ
11 сентября 1859 года — г. Калуга.
Князь Наместник! Сын мой едет на Кавказ за нашим семейством. Я пользуюсь этим случаем, чтобы выразить тебе всю мою благодарность и признательность за твои ко мне внимание и ласку. Я понимаю и чувствую, что только благодаря тебе я был принят так милостиво Государем. ,0н совершенно успокоил меня, сказав, что я не буду раскаиваться в том, что покорился России..
Государыня, все Царское семейство и все главные начальники тоже оказали мне большое внимание, и всем этим я обязан тебе. Государь назначил мне местом жительства Калугу, и в этом городе мне приготовили удобное и прекрасное помещение. Братья твои, которых я видел в Петербурге, очень были со мной ласковы; я был у них в ложе в театре и получил в подарок бинокль.
Сын мой Гази–Мухаммед, с дозволения Государя, едет в Шуру, чтобы привезти в Калугу наше семейство; прошу тебя приказать при отправлении их с Кавказа оказать им такое же содействие, как было при нашем отправлении.