И в школах Венгрии времен Франца Иосифа Петефи изучали именно по этим указкам.
А происходило все это после того, как австрийский генерал Хайнау, воспетый Йокаи в романе «Новый помещик», приговорил к смертной казни Танчича, и старику пришлось восемь лет провести под полом своей комнаты, чтобы «король, любимый народом и любящий народ», не предал его казни; происходило это после того, как Танчич, получив амнистию, возглавил десятки тысяч людей, протестовавших против габсбургского угнетения, и пошел с ними по улицам Будапешта навстречу залпам карателей; после того, как Танчича снова схватили во имя «народной свободы» и упрятали туда же, откуда 15 марта 1848 года вызволил его Петефи со своими товарищами; после того, как Танчича снова хотели подвергнуть смертной казни, но в честь «драгоценного алмаза свободы» приговорили «только» к пятнадцати годам заключения; после того, как восьмидесятилетний Танчич, освободившись из тюрьмы, нищим ходил по улицам столицы, вступившей в соглашение с императором, и продавал свои книги, чтобы не умереть с голоду; и, наконец, происходило это в то время, когда этот прекрасный старец вновь направился пешком в свою родную деревню и увидел, что приказчики так же избивают крестьян, как били некогда и его. И в это время портреты Петефи развешивались на всех стенах, а из его поэзии пытались вытравить то, благодаря чему венгерский народ десятки лет не мог примириться с его гибелью.
В защиту Петефи выступил поэт Янош Вайда. Еще в 1860 году писал он в ответ Дюлаи: «Литература захлебнулась у нас в школярском педантизме… Смерть Петефи — это, несомненно, величайшая утрата, которую только понесла венгерская литература, да и не только литература, но и революционная борьба». «Мартовская годовщина — это праздник Петефи. В будущей жизни нашей нации прекраснейшей будет та эпоха, в которой он снова станет идеалом нашей молодежи», — заявил Вайда в 1895 году.
* * *В последнее десятилетие XIX и первое десятилетие XX века в Венгрии вместе с капитализмом развивался и креп рабочий класс. Русская революция 1905 года пробудила сознание венгерского рабочего класса. По всей стране прокатилась волна стачек и крестьянских забастовок. Все яснее становилась неизбежность революционного преобразования Венгрии под руководством рабочего класса.
Революционная поэзия Петефи снова встала в боевой строй свободолюбивого венгерского народа. По мере нарастания политической борьбы разгорелось сражение и в литературе. Реакционеры опять возобновили свои атаки против Петефи. Атаки эти велись двумя способами. Часть реакционеров решила снова «признать» Петефи и даже возглавить культ его поэзии, чтобы лишить творчество поэта его подлинной сущности, сохранить из него ровно столько, сколько выгодно было буржуазной Венгрии. Этим реакционерам и ответил в 1910 году Эндре Ади: «Уже много лет под знаком Петефи почти безнаказанно разыгрывается в Венгрии уродливая комедия, направленная против Петефи. Ухватившись за Петефи, лезут кверху, обманывают, суетятся и плодятся такие люди, которым этот божественный юноша непременно разбил бы морды в кровь, если б он жил с ними. Петефи-то ведь умел сердиться посильнее нас! Со всех сторон сыплются и льются фарисейские речи, бездушные празднества и вдохновенные сделки. И мы еще доживем до того, что Петефи не побоятся провозгласить своим те люди, которых он больше всего ненавидел. Господа, враждебные народу, помещицы, покровительствующие монахиням, попы в пестрых рясах и подлые слуги аристократов, они и выступят против нас, неся в руках Петефи. А также и те, кого он еще больше презирал: трусы, пустословы, лжепатриоты и прежде всего скверные, бездарные писатели.
В ярости и горести своей я уже давно размышляю о том, кто бы лучше всех ударил по этим преступным комедиантам. И я уже давно вижу, что с фальсификаторами Петефи лучше всех расправился бы один человек: Шандор Петефи. Пусть он сам, полный сознания своего общественного призвания, полный несокрушимой и безграничной революционности, отстегает их бичами своих стихов».