Поломанная психика ее сына — меньшее, чем Том хочет заняться, чтобы вывести эту холодную неприступную леди из себя. Она обожает длинными ногтями оставлять длинные царапины на его коже, не скрывать магией синяки на горле, оставленные его ладонями, смеяться в лицо, зная, что он разгоряченный замер напротив с палочкой в руках, вот-вот готовый сорваться и пустить в нее смертельное зеленое заклинание. Она выводит его, заставляет чувствовать себя человеком, пренебрегая видом монстра, медленно выползающего из глубин души Тома, окутывая его в липкую паутину собственной сумасшедшей тьмы.
Она, наверное, единственная, кто делает все возможное, чтобы удержать частицы его сознания и здравого рассудка, пусть и такими способами. А он не хочет этого, он вслушивается в шипящий голос Волдеморта, раздирающего его в клочья, ломающего ребра и разрывающего кожу длинными паучьими пальцами. Он слушает свое внутреннее чудище и идет у него на поводу, он устал, а Вальбурга — холодная лицемерная сука, никогда не знавшая ничего о поддержке, умевшая только сравнивать с землей взглядом, — только Вальбурга разжигает в нем огонь чувств и раз за разом показывает, как низко он пал, разрушая собственные принципы морали и нормы.
— Ты же знаешь, что ему не жить под моим патронажем, — со слабой улыбкой, расцветающей самостоятельно, как обычное дополнение к прилипшему учтиво образу, произносит он, делая несколько шагов к ней навстречу. — Я его уничтожу.
Лицо Вальбурги не дергается. Она не вздрагивает, не ведет бровью, не сглатывает вино слишком быстро, позволяя своему телу выдать какую-то частичку внутренних чувств. Она не делает ничего. Совершенно. Существует в этом мире, словно кукла, испорченная и созданная когда-то давно умелым мастером, вытянувшим из нее все человеческое и вставившим вместо черных глаз пуговицы.
Она каждую их встречу совершает то, что хочет Том, что он желает видеть в ее падении в Ад. Он завлекает ее в болото ненависти к себе и ненависти окружающих к ней, разочаровывается в том, как легко она идет на его поводу, приходит в ярость, понимая, что та сильная Вальбурга, известная ему в школе, сломалась.
Насильный брак надломил ее, вечные зелья, которыми сначала накачивал Орион, а потом уже и она себя, чтобы облегчить бренное существование и отогнать сжирающие мозг депрессивные мысли, столкнули ее на колени, заставляя опустить голову. И Том пользовался этим, изрезал ее тело и выворачивал наизнанку, заставлял делать непотребные вещи, молча наблюдая со стороны, сдерживая вечный немой порыв помочь ей наконец сдохнуть.
Вальбурга не нужна этому миру, Вальбурга — лишний пазл серой картинки, медленно теряющий свою яркость, превращаясь в угольный и снова не подходящий. Она бесчувственная и потерянная в своем бессмысленном существовании вечной проекции обиды на то, как сильно Том ее опускает.
Ей плевать на собственного сына, Волдеморт внутри хохочет, довольный ее очередным проигрышем в этой игре без правил и шанса на победу.
— Я сделаю с ним даже больше, чем с тобой. А в самом конце вырву трепещущее сердце и разорву на маленькие частички, которые скормлю своим слугам на обед.
Бокал в руке женщины не шевелится, она молча делает еще глоток вина и демонстрирует ему идеальную насмешливую улыбку казненной королевы.
— Конечно.
Вальбурга Блэк готова идти по миллионам голов ради своей цели. И даже собственный сын не становится причиной остановки. Павшая, никому на самом деле ненужная, не умеющая сдерживать свои амбиции, она вызывает только насмешку и пренебрежение со стороны Тома-почти-Волдеморта. В самом деле, в этой партии ведь не только он лишился всех фигур.
И два живых трупа продолжают смертельное танго, срывая с себя последние частички уважения.
========== Русалка. Том Риддл; Антонин Долохов; Розье; Эйвери ==========
Русалочья песнь разносится на километры вокруг, мрачные морские воды, волнуясь, приподнимаются и опускаются, пока Том стряхивает с себя мокрую рубаху и с превосходством глядит на изуродованное существо, запихнутое в вакуум и заблокированное множеством проклятий. Розье с опасением проверяет работу защитных заклинаний и взглядом замирает на зубцах острой короны, надетой на голову уродки, клыки ее выпирают разрозненно из открытого в немом крике рта, а черный хвост мотается из стороны в сторону.
Он отловил королеву. В этой неравной игре с обманчивой красотой монстров он победил.
— Голосят, — скупо бросает Долохов, замерший у борта палубы и закуривающий сигарету. Сизый дым теряется в опускающихся сумерках, темные кольца его кудрей спадают на нахмуренный лоб, тенями отражаясь в изумрудах глаз, наполненных смешанными эмоциями и живым волнением от предстоящего пути назад. — Плохо.
На самом деле, все происходящее — плохо. Главная русалка вьется в небольшом пространстве, заполненным водой, словно юла, бьется руками в прозрачные стены и дергает рвано хвостом из стороны в сторону. Это напоминает злого кота, готового броситься на человека, что заставляет Тома показать слабую улыбку, ни капельки не снимающую его напряжения. Глаза у королевы пустые и гнилые, словно отражение внешности, они впериваются в того, кто лишил их свободы, мрачными искрами разлетаются в стороны и прожигают дыру в оголенном бледном торсе.
Русалка шипит о мести, ее последовательницы скорбными голосами тянут протяжную песнь — пока еще тихую и невнятную, Том бросает Лестрейнджу и Эйвери, чтобы укрепили защитные чары, а сам направляется в сторону кают, желая сменить одежду на сухую и окатить себя теплой водой. Зубы стучат на холодном ветру палубы, он быстрыми шагами пересекает расстояние и скрывается за тяжелой дверью, захлопывая ее и не оборачиваясь на русалку, оставляя друзей готовиться к отплытию.
Одиночество пропитанных теплом комнат обволакивает его и завлекает в приятные объятия, он позволяет себе ненадолго расслабиться, вставая под иголочные струи и закрывая глаза. Под дрожащими веками вырисовываются подводные образы, царапины, оставленные хвостом королевы, покрытым жесткими блестящими на свету чешуйками, болезненными кровавыми вмятинами шипят на спине. Он заводит руку с палочкой себе за голову и взмахивает ею, призывая колбу с лечебным зельем и заставляя содержимое растереться по болезненным местам. Том морщится от боли и отплевывается от воды, попадающей на радужки и оседающей на длинных ресницах, качает головой и на несколько секунд вслушивается в звуки на судне, но не различает ничего, спокойно протираясь полотенцем и натягивая готовую одежду.
Сухая и мягкая, она удобно ложится на его тело, антрацитовые глаза устремляются на свое отражение и вглядываются в белоснежные идеальные черты. Он — живое произведение искусства, наполненный вдохновением мазок художника на холсте.
Только вот, песнь русалок больше не различима.
— Вы там сдохли что ли? — шутливо и громко бросает он, не слыша обычной ругани вальпургиевых рыцарей, давя в себе непривычный ком предчувствия плохих последствий. Быстро взбегает по лестнице, рукой встряхивая все еще мокрые волосы и плечом толкая дверь. Тишина. Молчание заполняет внутренности и горьким песком оседает на зубах, Риддл дергает челюстями и недоуменно оглядывается вокруг.
Спокойствие. Почти опустившаяся на окружающее пространство тьма. Не зажженный почему-то свет на судне.
— Эй!
Вновь никто не отзывается. Том громко сглатывает и удобнее перехватывает палочку, напряженный взор скользит по окружающему пространству, слух заостряется. Чавканье. Он слышит приглушенное чавканье и беззвучно делает несколько шагов в сторону носа палубы, краем глаза подмечая разноцветные переливы хвостов русалок в мягких и таящих многочисленных чудищ водах.
Никого.
Королева исчезла из своей клетки.
Еще несколько болезненных в ожидании шагов, Том дергает головой, стараясь выкинуть тяжелую заполняющую его тишину. Не выходит. Она затмевает сознание и пропитывает внутренности, она медленно уничтожает его. Хуже пения русалок в первую их ночь здесь, когда неопытные молодые волшебники еле сдерживали себя, чтобы ослепленно не кинуться за борт им на счастье.