Но пришла пора, и часы пробили полночь. Бал кончился, и она очутилась в своем собственном закоптелом жилище – постаревшая, погрустневшая, но едва ли набравшаяся ума.
– А вы… смотрели в последнее время какие-нибудь стоящие фильмы? – светским тоном осведомилась Либби. И тут же застонала, закрыв глаза: – Господи, поверить не могу, что сморозила такую глупость.
– Нет. А почему?
– Что «нет»? Что «почему»? – смешалась Либби.
– Нет, я не смотрел ничего стоящего. Почему вы не можете поверить, что спросили про кино?
Либби сидела на кушетке с ногами, свернувшись калачиком. Джейк извлек из-под себя кость от домино, внимательно рассмотрел ее, а потом сел на кушетку рядом с Либби.
– Кажется, мой стул заминирован.
– Извините. Вечером Дэвиду нездоровилось, и я отправила его спать пораньше. Обычно он как следует, убирает за собой.
Джейк в этом очень и очень сомневался, но возражать не стал. Уж явно она не из строгих матерей. Видно, балует парнишку, пытаясь возместить ему, отсутствие отца, – ничего плохого в этом нет, если такой период не затягивается.
– Джейк, вы знаете, я до сих пор понятия не имею, чем вы занимаетесь.
– Вы ни разу не спрашивали.
– Я только что спросила – так сказать, в косвенной форме.
– Железобетонные конструкции. Тяжелые машины. Я подрядчик.
Она уставилась на него непонимающими глазами; не думая о том, что делает, Джейк коснулся ее обнаженной ступни и легонько сжал ее.
– Тяжелое оборудование и техника – вот моя работа. Мы расчищаем участки земли для строительства, строим дороги, небольшие мосты и все такое. Развороченная земля и огромные желтые машины – это мы.
Джейк рассказывал, чем его фирма занималась в последнее время, беспрестанно, как бы забывшись, поглаживая ногу Либби. Постепенно, так постепенно, что ни один из них не заметил этого, голос его стих. И лишь пальцы Джейка медленно продвигались по подошве маленькой ее ноги, задерживаясь в выемке, поглаживая пятку и исследуя форму каждого пальца.
Дыхание Либби, казалось, застряло где-то между горлом и легкими. Глаза ее расширились, рот обмяк. Джейк прикрыл глаза, откинулся на спинку кушетки и глубоко вздохнул, так что дрожь прошла по всему его телу.
Он весь горел, но причиной этого была не жара в старом фермерском доме. Даже во рту он ощущал вкус желания. Как ему хотелось отвернуть полы ее потрепанного халатика, развязать пояс и одну за другой расстегнуть пуговицы ночной рубашки из фланели в цветочек!
Внезапно маленькая ступня выскользнула из его рук; Либби выпрямилась, избегая на него смотреть.
– Джейк, может, вы… э… хотите еще кофе. Это особенный кофе. В него добавляют лесной орех и еще что-то, я даже выговорить не могу, что.
Но оба они прекрасно знали, что он хочет вовсе не кофе. Да и она тоже. Джейк даже не понял, сама ли Либби наклонилась к нему, или он силой усадил ее к себе на колени. Но, кто бы ни сделал первого движения, результат был налицо. По их телам словно пробежал огонь.
Она вся дрожала. Теперь, когда она сидела у него на коленях, губы ее оказались слишком высоко, и тогда Джейк, опустив ее на подушку, припал к ним. Наконец ему стало удобно.
Более чем удобно!
Ее губы, чуть маслянистые, на вкус отдавали кофе и имбирем. От волос исходил аромат дыма и тех самых духов, которыми от нее пахло на вечере встречи выпускников.
Бедра Джейка напряглись. Слившись губами с губами Либби, он впитывал их сладость, а руки его тихонько поглаживали упругие выпуклости ее ягодиц, мягкую фланель, прикрывающую мягкую атласную кожу. Теплую, благоуханную женскую кожу.
Крошечный участок его мозга трезво отдавал себе отчет в происходящем, и Джейк сознавал, что с тех пор, как он вот так целовал женщину, прошли годы. А может, так он никого не целовал ни разу в жизни. Или с каждой женщиной это происходит по-разному. Он никогда не задумывался над этим.
Или целовать Либби – наслаждение, не идущее в сравнение ни с чем.
Его охватило желание – пронзительная, трепещущая боль, голод, жаждущий утоления. Но к этому примешивалось другое чувство. Чувство, которого он не испытывал никогда раньше. Потребность отдать? Потребность выразить нечто, невыразимое словами?