В силу российского менталитета семидесятых, ни у кого не возникало желания вернуть деньги - все как один требовали товар и произносили угрозы различного характера. Что касается Глозмана, тот просто выдвинул ультиматум: либо через три дня гитара, либо через четыре в морду.
Михаил Андреевич дождался, когда скандал достиг апогея и случая не упустил. Навестив подвал бабы Фроси, он выбрал из солидной кучи переброшенного из будущего дефицита два блока жвачки Ригли Сперминт, рассудив, что эта старейшая торговая марка наверняка существовала во времена его далёкой молодости.
Межин прекрасно знал, где работал Семён Кузмич, впоследствии сколотивший состояние на записях перестроечной рок-волны. Дождавшись обеденного перерыва, Межин подсел к нему в столовой.
- Люди, которым я всецело доверяю, рекомендовали Вас, как надёжного человека, - он положил на стол полупрозрачный пакет со жвачкой. - Очень надеюсь на взаимовыгодное сотрудничество…
- Сёма, - ловко сгребая левой рукой подношение, Глозман протянул правую для рукопожатия. – Давай на «ты».
- Я слышал, тебе гитара нужна, могу устроить.
- Школько, - скрывая заинтересованность, Глозман делал вид, что с аппетитом уплетает куриную ножку.
- Товаром предпочтительнее. Если найдём… согласие (Межин чуть не сказал «консенсус», время которого ещё не наступило), тогда за эквивалент стоимости отдам «Кремону».
Название вожделенной фирмы прозвучало неожиданно, и Кузмич поперхнулся. Однако Сёма не был бы Глозманом, если бы не имел великолепной выдержки, без которой не удержался бы в потребкооперации на руководящей должности.
- А ты Шпрота́ знаешь? - вытирая слезы, проговорил Глозман.
Михаил Андреевич утвердительно кивнул.
- По его мнению, ты доверия не заслуживаешь, - Сёма очень хотел «Кремону», поэтому, как ни старался, жёсткая фраза прозвучала жалким образом.
- Кто бы говорил, впрочем, как хочешь…
Михаил Андреевич сделал вид, что собирается уходить и привстал, но Глозман уже неоднократно пожалевший, что допустил бестактность, чуть не вскочил с места.
- Да шутка, шутка, - слишком громко произнёс Сёма, и несколько человек оглянулись. - Ну, сам посуди, должен же я быть уверен, что дело верное. Шпрот вон как облажался!
Как представитель музыкальной среды, со своими Глозман пользовался соответствующим жаргоном.
- Ты посиди, чувак – я посурлять.
Спустя несколько минут, вытирая на ходу руки носовым платком, он уже не скрывал заинтересованности.
- Хиляем, а то зырят…
По дороге к небольшому скверу Михаил Андреевич обозначил цену вопроса, и Глозман несколько смешался:
- Да я такую кипу сразу не достану, это ж вагон.
- А не надо сразу, как наберёшь, так и обменяемся. Хотя лучше построить отношения на абсолютном доверии. За тебя поручились, поэтому гитару отдам сразу, а ты будешь отдавать товар по мере поступления. И мне хорошо, и тебе незаметнее.
Никто, конечно, за Глозмана не поручался. Просто о деловых качествах Семёна Кузмича в перестроечный период ходили легенды. В то время, когда все подряд кидали друг друга и по мелочам, и по крупному, Сёма вывел в люди огромное количество рок-групп, честно соблюдая финансовые обязательства. Вместо грабительской тактики заключения контрактов, он работал на взаимовыгодных условиях и повышал прибыль за счёт количества желающих работать именно с ним да ещё благодаря трудоспособности и врождённому упорству, порой принимавшему причудливые формы.
Как-то раз, давно, в общем, будучи ещё студентом начальных курсов, Сёма отдыхал в компании однокурсников на берегу живописной реки Убля. Они разбили лагерь как раз между трёх величественных корабельных сосен, чудом уцелевших, после того, как в этом месте появился будущий Великий Император Пётр и стал рубить окно в Европу.
Кстати говоря, предание гласит, что речка своим названием также обязана прогрессивному Царю. Вот, как это было. Однажды переправляясь вброд, конь Петра Алексеевича оступился и его знаменитый сапог наполнился до краёв ещё холодной после паводка водой. От неожиданности Царь Батюшка своею Монаршей Милостью и нарёк сей злополучный водоём таким вот образом - одним словом с большой буквы.