Ерунда, просто темно. Вот они там, где и были. Отгоняя наваждение, он потрогал то, что когда-то было деревом, поёжился и принялся опять настраивать освещение. На сей раз подождал, пока свеча разгорится и только после этого вернул её в подлампадник.
Известно, что человек вполне может представить себе, как скрипит пенопласт, воссоздать в уме образ любимой, или даже проиграть в голове целое музыкальное произведение, но никак не запах.
Скорее всего, в этом случае природа позаботилась о том, чтобы не повредить нашу психику. Однако, как только забытый аромат возникнет снова, достаточно всего нескольких молекул на литр, чтобы вновь пережить всё, что с этим запахом связано.
Сложная гамма чувств, принесённая необъяснимым сквознячком, обрушилась на Михаила Андреевича. Томлением юности сдавило грудь в ожидании чего-то неизведанного, опасного, непреодолимо манящего, и показалось, из-под ног уходит земля. Всё это можно было отнести на счёт очередного сердечного приступа, но на сей раз точно помнил – лекарство принял.
Он боялся того, что мог увидеть, но крушение представлений об устройстве мироздания почти произошло, и забрезжившая глубоко в душе надежда на возможные и желанные перемены заставили повернуться к проёму.
***
На месте сгнивших брёвен, полностью заполнявших старый погреб, зияла чёрная дыра. С трудом переставляя ноги, он подошёл к ней вплотную и, попривыкнув к темноте, разглядел дальше в глубине неровные ряды трёхлитровых банок, освещённых тонким лучиком, пробивающимся из люка. Вверх вела крепкая лестница, которая помнилась скользкой покрытой плесенью ловушкой для доверчивых ног.
Он осторожно попробовал рукой то место, которое было мусором. На самом деле – пустота. Поборов страх, Михаил Андреевич шагнул в сумрак.
Не было заметно даже следов гнили. Вместо этого под ногами чувствовался плотно утрамбованный земляной пол. Слева в углу остатки прошлогодней картошки. «Смотри-ка, не проросла, - подумал Михаил Андреевич. – Правильно, значит, я всё придумал. Но как теперь использовать погреб?».
Он осмотрелся. Свет из будущего проникал через прокоп. Без труда можно было рассмотреть не только картошку и банки, но и небольшую кучу хлама под лестницей, среди которого, выделялась керосинка, одорирующая всё вокруг.
Он сделал несколько шагов, и в этот момент наверху, звякнув щеколдой, хлопнула дверь…
- Хто тама?! – Забытый голос взорвал тишину и заставил Михаила Андреевича вздрогнуть. – Верка, ты нето?
- Не-е, ведьма, это я – любимый зять, метлу твою из ремонта принёс.
Николай прибавил ещё несколько ярких непечатных образов, он не чурался сильных выражений.
Николай... его жена Верка, бабка Фрося, – частицы жизни, затерявшиеся во времени.
Миша, так называли тогда Михаила Андреевича, общался с Николаем постольку, поскольку одна из стен дома была общая. Он не терпел людей, которые могли позволить себе ударить женщину, тем более пожилую.
Даже просто замахнуться, пусть она это заслужила много раз, - не важно. А Колюня с изощрённо-садистским юмором частенько тюкал тёщу узелком, завязанным на носовом платке.
По правде сказать, Ефросинья была язвой, но все её замечания можно было с лёгкостью пропускать мимо ушей, если бы не склочный характер сожителя её дочери.
По рассказам Николая, тёща не только объедала молодую семью, но ещё умудрялась находить и ополовинивать все его заначки. Терпельник любил поплакаться. А куда деваться? Ведь как бы старательно он не прятал «Московскую», к его приходу «осоловевшая мама» в ответ на справедливое возмущение заводила… песню.
Собственно, это не была ещё песня в привычном понимании, лишь преддверие её - тяжкий унылый стон, квинтэссенция бабской доли. По крайней мере, так слышалось через стену. Так вот, в такие моменты «нервы (Николая) не выдерживали», и он «очень возмущался».
Конечно, никогда не рассказывалось, как в справедливом гневе кидался он на обидчицу с носовым платком наперевес, предварительно намочив узелок.
Всё же следует вернуться к тому моменту, когда хлопнула дверь. Поскольку потянуло сквознячком, и зыбкий огонёк, светивший по ту сторону реальности, забился в агонии. Менее всего хотелось застрять в чужом погребе из прошлого, как есть: в бермудах, пластиковых тапочках и майке с лаконичной надписью на английском языке совсем не по возрасту.