- Не смей оскорблять мою мать, - хрипло крикнула любящая дочь, и Баба Фрося, увеличила децибелы гимна угнетённых.
Сражение было кратким. В тот момент, когда супостат замахнулся своим носовым платком, сатиновые покровы приподнялись и обнажили бледное место в районе паха. В этом направлении и скользнула морщинистая рука Ефросиньи, сжимающая преподношение подвального гостя.
Мерно потрескивая и озаряя трусы мертвенным светом, между ног хулигана сверкнули молнии. Тщательно уложенная причёска заводского модника встала дыбом. Николай страшно оскалился, выкатил немигающие глаза, и, сотрясая ветхий настил, рухнул на пол в неестественной позе.
- Слышь, Верк, - задумчиво оглядев поле брани, произнесла Баба Фрося в сторону онемевшей дочери. - Таперича и без комиссии всё ясно. Это я про яйцы.
С этого дня жизнь Ефросиньи кардинально изменилась. Если Верка на правах близкой родственницы всё ещё позволяла себе робкое бурчание, то недавний обидчик боялся даже приблизиться. А поскольку спальное место тёщи, находилось в узком коридорчике, он пробирался мимо сундука, как можно плотнее прижимаясь к стене, чтобы коварная старуха не могла до него дотянуться. Через несколько дней они и вовсе съехали на квартиру. Михаил Андреевич торжествовал: путь свободен.
***
Ефросинья с блеском справлялась с порученным ей заданием. По вечерам она выходила к сверстницам, распространяя, между прочим, информацию о скором прибытии дальнего родственника. Кроме того, выпросила у матери Михаила Андреевича пяток старых свечей.
Увы, не сработало. Сколько Михаил Андреевич не зажигал фитилёк, используя спички разного времени, сколько не вставлял свечи под разными углами, - ничего не получалось. Вероятно, не содержали они энергии тех лет, которые накопила в себе единственная пережившая перестройку свечка.
Ну, что же, нет так нет. Некогда думать, пора действовать, - наступил час выхода в открытое пространство семидесятых.
Дожидаясь темноты, Михаил Андреевич пил чай с бывшей соседкой и узнавал от неё горячие новости, тщетно ожидая подробностей существования обитателей переулка.
Разум информатора понемногу свыкся с тем, что можно вот так накоротке общаться с потусторонними сущностями, и позволил Ефросинье полностью переключиться на более значимое событие: предстоящий визит вождя кубинского народа Фиделя Кастро Рус и председателя Совета министров СССР Алексея Николаевича Косыгина.
Когда баба Фрося затянула «Куба - любовь моя», Михаил Андреевич поспешил допить чай, переоделся за занавеской и вышел на улицу.
В отсутствие стритрейсеров стояла непривычная тишина, в которой с удовольствием пели сверчки, да где-то вдалеке слышалась пьяная песня припозднившегося гуляки.
Через дорогу против дома начинался небольшой обрыв, на дне которого дремал сад его детского дружка, по весне затопляемый талой водой. Луна освещала длинную дорожку и в самом её конце крытый рубероидом деревянный нужник, - вот оно детство…
Разудалая песня, доносившаяся издалека, потерялась в дальних дворах. Решив, что улицы опустели, Михаил Андреевич достал фонарик и пошёл вокруг квартала, просто осмотреться на подзабытой уже местности. Дойдя до перекрёстка, он повернул налево и лицом к лицу столкнулся с исполнителем разбойного фольклора.
Участник Великой Отечественной скоро уже тридцать лет праздновал день победы, и останавливаться не собирался.
- О, Михрюта, - обрадованный встречей, Ларионыч раскрыл руки для объятий. - Я чего сказать-то хотел. Ты же с Фроськой через стену живёшь? - он понизил голос. - Ты это, аккуратней там, поня́л, - и многозначительно посмотрел на собеседника.
Почувствовав себя раскрытым резидентом, Михаил Андреевич потерял дар речи.
- Я тут Колюню встретил. Давай, говорю, по маленькой, - Ларионыч вздохнул. – Человек он, конечно, говно, но одному-то… вообще. Понимаешь!? Ну, вот…, - почти шёпотом произнёс он, - бабка-то ведьма, получается.
Оправившись от шока, хронотурист хотел проскользнуть мимо.
- Ты погоди, - Ларионыч вцепился в рукав. – Она молнии мечет, поня́л?! Я ведь на слово не верю, особенно Колюшку́. Заставил место показать… Разряд, видать, охрененный был - все волоса попалило. Поня́л?! Это я тебе как электрик говорю.